Валентина Краскова - Серые кардиналы Кремля

Кстати, это один из немногих людей, в нравственных качествах которого я не обманулся. Полагая, что для работы советника требуются по меньшей мере два свойства — талант и порядочность, я, безусловно, во всех случаях преуспел в первом, поскольку все приглашенные тогда в группу люди показали себя незаурядными учеными, журналистами. Что касается второго — порядочности, — то Шахназаров оказался выше всяких похвал. Хотя биография его в брежневское время тоже сложилась нелегко, но он сохранил на всю жизнь исключительную честность, доброжелательность и чистоту отношений, особенно с друзьями…

Но с его приглашением тогда, в 1962 году, дело обстояло худо. За ним прочно укрепилась репутация этакого «неуправляемого» человека. Кроме прочего, Шахназаров любил тогда одеваться экзотически: не только куртка, но и пальто из замши коричневого цвета, какие-то яркие краги и галстуки, а мысли свои выражал свободно и раскованно. Много месяцев я бился за то, чтобы отдел парторганов согласился с предложением нашего отдела, и то с промежуточным испытательным сроком…

Шахназаров вносил элемент тонкого суждения и изящного стиля почти в любой, даже самый тривиальный документ, который мы готовили, особенно когда речь шла о публикациях в печати. Ему были присущи приятный, незлобивый юмор и редкое среди интеллигентных людей России качество — способность считаться с другим мнением и авторитетом. Он смотрел своими теплыми, бархатистыми глазами одинаково на товарищей по работе, руководство и женщин, которых он очень отличал и которые его отличали…

Другим, тоже выдающимся, хотя, вероятно, не в такой степени, человеком, был Александр Бовин. За всю жизнь я не встречал более толстого человека, по крайней мере на политическом поприще. Массивное лицо, усы и бакенбарды, карие глаза, огромные грудь и живот придавали его фигуре одновременно внушительный и комический вид. Ко времени, когда мы с ним встретились, Бовин успел защитить две кандидатские диссертации — по юридическим и философским наукам, но он по лености так и не стал доктором наук в отличие от Шахназарова, который получил звание члена-корреспондента Академии наук.

Писал он материалы мелким, четким бисерным почерком, был мастер сочинять удивительно логичные абзацы и страницы текста с законченной мыслью. Его стиль анализа, возможно, был навеян глубоким изучением гегелевской философии: тезис, антитезис, синтез. Он любил делить любое политическое действие на плюсы и минусы, калькулировать итог и делать ясное умозаключение.

…Я пригласил его в группу консультантов, и он прошел без всяких трудностей, поскольку никаких хвостов за ним не числилось: в политическом плане он был более осторожен, чем Шахназаров.

Бовин оказался наиболее трудным человеком в нашей группе. Как выяснилось, он не терпел сопоставления мнений, а тем более — даже самых деликатных замечаний. В перспективе ему предстояло столкнуться с Шахназаровым, взять над ним верх в брежневскую эпоху и полностью проиграть в новое время перестройки.

Крупной фигурой из тех, кого я пригласил в эту группу, был… Григорий Арбатов. Человек незаурядных способностей, как выяснилось впоследствии, прекрасный менеджер западного типа, он, однако, успел обрести до своего перехода в аппарат репутацию радикала и крамольника…

Придя к нам, он внес некий дух, если так можно сказать, умственного кипения. Его мысль никогда не застаивалась на одном месте. Она была живой, разнообразной, неутомимой. Точно так же он был неутомим в организационных делах. Первое, что сделал Арбатов, — он стал почему-то вешать свое пальто и плащ в прихожей моего кабинета. Шахназаров тогда еще пошутил: «Смотри, Федор, он начал с прихожей, как бы не посягнул и на твое кресло». И волею судьбы именно ему впоследствии довелось заменить меня на посту руководителя группы консультантов…

Во время наших заседаний Арбатов любил вскакивать и, покуривая трубку, бегать по кабинету, рожая на ходу не великие, но всегда интересные мысли, фразы, обороты. При этом он попыхивал трубкой, не считаясь с тем, что мы не любили курение. Даже внешне, в силу внушительной своей фигуры, Арбатов занял слишком много места в нашей маленькой группе. Другие почувствовали тесноту в лодке…

Александр Бовин, который родился и жил в Ростове и сохранил некоторые черты ростовского парня, напоминающего одессита, — чуть-чуть больше грубоватый, чем это принято между интеллигентными людьми, он с самого начала сориентировался на альянс с Арбатовым, что в конечном счете предопределило его преуспеяние в брежневские времена.

Федор Федорович Петренко пришел в нашу группу из журнала «Коммунист». Человек исключительной честности и какой-то необычайной чистоты, он вносил умиротворение в нашу команду. Кроме того, это был единственный человек, который глубоко и серьезно изучал проблемы нашей партии и компартий в других социалистических странах и уже тогда искал новые, демократические формы их деятельности. Он дольше других проработал в аппарате ЦК, не стремясь к карьере и заботясь о сохранении убеждений и их последовательном продвижении в «документы» и в жизнь.

В группу вошли также несколько консультантов, которые работали прежде, до образования подотдела. Прекрасный экономист, выходец из Госплана Олег Богомолов отличался основательностью суждений, прекрасно разбирался в экономических реформах стран Восточной Европы, был контактен, склонен к человеческим компромиссам и рационален. Его слегка флегматичный характер, склонность к юмору вносили умиротворение в наши, нередко бурные события.

Затем любопытнейший человек со странной фамилией, видимо, французского происхождения Лев Делюсин. Это был крупный специалист по проблемам Китая. В периоды ожесточенных схваток с Мао Цзэдуном он постоянно мешал «распоясаться». Прекрасно зная Китай, оперируя фактами, Делюсин охлаждал пыл зарывающихся «борзописцев» простым указанием на то, что вот это не так, этого не было, этого нет, а это невозможно. Он имел склонность к искусству авангардистского толка, первых познакомил всех нас с Юрием Петровичем Любимовым и художником Юрием Васильевым. Именно он организовал коллективный наш поход на просмотр первой постановки «Любимова «Добрый человек из Сезуана» по Брехту. С той поры наша группа на протяжении двадцати пяти лет коллективно и индивидуально выступала своеобразным мостом между партийным руководством и Театром на Таганке. Эта традиция сохранилась не только во времена Хрущева, но и во времена Брежнева…

Делюсин и все мы стали постоянными ходатаями за Любимова перед Андроповым. Вероятно, с нашей подачи Ю. В. на многие годы стал покровителем Театра на Таганке, наверное по своим соображениям рассматривая это как «форточку» и «выпускание пара». Любимов, насколько я знаю, нередко встречался с Андроповым, и не только в хрущевское, но и в брежневское время…