Валентина Краскова - Кремлевские кланы

Такси или частных машин не было. Трамваи и автобусы были всегда переполнены. Достать билет на поезд было нелегко, потому что спрос намного превышал предложение. Ездить на большие расстояния на машине было почти невозможно из-за ужасающего состояния дорог. Чаще всего из одного города в другой летали самолетом. Однако и с билетами на самолет тоже было трудно, приходилось стоять в очередях неделями и даже месяцами.

Снять дачу под Москвой было невозможно. В виде исключения госпоже Пандит разрешили снять дачу по Ярославскому шоссе. Она стояла в лесу среди берез и елей и служила местом, где в выходные дни забывались все московские заботы. Но еще до того, как госпожа Пандит поселилась на своей даче, я сумел раздобыть для себя однокомнатную хибарку по тому же шоссе по цене 800 рублей за сезон, т. е. за июль — август. Однако я не смог попользоваться ей, поскольку дипломаты находились под неусыпным наблюдением, куда бы они ни направлялись — на машине, на трамвае, на автобусе или просто пешком.

Госпожа Пандит придавала очень большое значение прислуге. Она любила, чтобы эти люди были сообразительными, умелыми, аккуратными и опрятными. Однако Бюробин (бюро по «обслуживанию» иностранцев и дипломатов) обычно присылал работать дворниками и горничными стариков и старух. Госпожа Пандит однажды попросила меня сказать шефу протокола, что ей не нравится, просыпаясь по утрам, первым делом видеть физиономии двух старых и уродливых горничных и что она просит их заменить. Я передал это дословно Молочкову (шефу протокола), который засмеялся и сказал мне: «А Вы уверены, что это просьба Вашего посла?» Он хотел поддразнить меня, но я не остался в долгу: «Если Вы не верите, то почему бы Вам не переспросить об этом у нее самой?» На следующий день прибыли две бойкие молодые горничные со знанием английского языка. Примерно через неделю госпожа Пандит попросила меня поискать письмо, которое она получила от премьер-министра, оно потерялось. Я спросил о письме горничную. Она улыбнулась и сказала: «А, я видела его на письменном столе мадам», и верите или нет, но оно действительно лежало там. После этого мы обязательно запирали все наши бумаги в безопасном месте.

Контакты с советскими гражданами для иностранцев в целом, а дипломатов в особенности были почти невозможны. Мы встречались лишь с соответствующими работниками Министерства иностранных дел, Консульского управления, Бюро по обслуживанию иностранцев, или Бюробина (сейчас Глав. УПДК), и отдельными писателями, артистами, учеными, которым разрешалось посещать приемы по случаю национальных дней. Почти одна и та же группа присутствовала на каждом таком приеме. Нашему послу госпоже Виджайлакшми Пандит как-то повезло быть приглашенной к госпоже Коллонтай. Я всегда сопровождал ее, а это был тот редкий случай, когда мы могли побывать у русской, которая родилась в аристократической семье и тем не менее пользовалась расположением Ленина. Она стала первой в мире женщиной-послом, когда Ленин назначил ее советским постпредом в Швеции. В квартире госпожи Коллонтай было много фотографий, в том числе одна с автографом Ленина, но ни одной фотографии Сталина. Из любопытства я спросил ее, почему у нее нет фотографии Сталина. Она сказала: «Сталин еще жив и здоров». Госпожа Коллонтай была уже больной и практически не выходила из дома. Ей помогала женщина-секретарь. Мне довелось повидать сына и невестку госпожи Коллонтай в 1987 году. Они высоко оценили мои отзывы о ней в своих книгах и речах.

Мы встречались также с советскими писателями и артистами по линии ВОКС — общества культурных связей с заграницей. Эту организацию возглавляла мадам Кислова. Она была жесткой женщиной и никогда не отступала ни на сантиметр от своей позиции, что бы ей ни доказывали. Я вспоминаю, что, когда Удай Шанкар со своей женой Амалой Нанди и маленьким сыном Анандой, ставшим сейчас известным хореографом, приехал в Москву в ноябре 1948 года, мы предложили, чтобы он выступил перед советскими зрителями. Но мадам Кислова согласилась лишь на то, чтобы представление состоялось в нашем посольстве, куда мы могли пригласить не больше ста человек. Мы тем не менее организовали концерт Удай Шанкара и его жены в посольстве, но на сто разосланных приглашений откликнулись едва ли сорок советских артистов и писателей.

Госпожа Пандит, естественно, была очень расстроена и обижена тем пренебрежением, которое советские власти проявили к одному из наших самых выдающихся артистов. Советские чиновники не только относились с безразличием к надеждам и ожиданиям людей, стремившихся дружить с ними, но были чужды нормальных человеческих чувств. Мадам Кислова не высказала ни слова извинения, сожаления или объяснения в связи с откровенной невежливостью в отношении человека, который был учеником великой русской балерины Анны Павловой. Госпожа Пандит сказала после этого, что не будет принимать случайных крошек, которые бросают нам с негостеприимного советского стола. Мы ждали, что советская сторона проявит немного больше понимания и симпатии в отношении Индии с учетом того, что наши страны никогда не конфликтовали друг с другом и что наш первый премьер-министр Джавахарлал Неру выражал симпатию, понимание и восхищение великой Октябрьской революцией 1917 года.

Нас, однако, обрадовал тот факт, что поздравление, которое госпожа Пандит направила по случаю 800-летия Москвы, не только было зачитано на торжественном заседании в Большом театре, но встречено горячими аплодисментами более 2000 присутствовавших.

С тем чтобы отрешиться от скуки дипломатических приемов и сплетен, мы часто ходили в балет, в театры, которые действительно были одними из лучших в мире. Билеты, однако, было достать нелегко, кроме как для послов. Но нам удавалось получать 2–4 билета на каждый хороший спектакль. Билеты были почти недоступны для простых советских людей, ими пользовались лишь привилегированные лица (и члены их семей) в партии и профсоюзах, известные артисты, ученые, крупные чиновники. Часто можно было видеть советских граждан, спрашивавших лишние билеты у подъезда Большого театра или МХАТа. И было какое-то чувство вины от того, что ты мог купить билет, а советские граждане — нет. Иногда кто-нибудь отдавал свой билет советским, они предлагали деньги, но мы вежливо отказывались.

Простые люди могли развлекаться в кинотеатрах, которыми была полна Москва. Однако уровень кинематографа был очень низким, и из каждых десяти фильмов стоило посмотреть, может быть, лишь один. Телевидения еще не было, и простому человеку было нелегко внести какое-то оживление в свою серую жизнь. Люди, особенно мужчины, много пили, часто можно было видеть пьяных, валяющихся прямо на снегу на улице или в сквере. Милиция забирала их, привлекала к ответственности за пьянство и хулиганство. Но это не мешало людям пить дома. Бывая, хотя и не часто, в гостях у артистов, писателей, профессоров, ученых, можно было видеть стремление хозяев поставить на стол все самые вкусные деликатесы, но еще больше русской водки, армянского коньяка, грузинского вина. Они ценили, когда принесешь им в подарок бутылку шотландского виски, джина или иностранные сигареты, которых не было в продаже.