Валентина Краскова - Кремлевские любовницы

Я бы хотела жить в Подольске, где я родилась, где начала свою трудовую жизнь, где меня знают с неплохой стороны, невдалеке от своей дочери, которая учится в Москве. И мне бы возле нее было теплее и легче.

Дорогой Лаврентий Павлович, умоляю вас о помощи. Я склоняюсь перед вами на колени — помогите мне вернуться к моему творческому труду. Только нечестные люди могут сказать обо мне плохо. Клянусь вам памятью нашего дорогого вождя товарища Сталина, клянусь жизнью своей единственной и любимой дочери, клянусь своей жизнью, отданной от всей души моей земле за те восемь лет, что я провела в Казахстане, что я оправдаю ваше доверие и буду работать. И отдам свою жизнь своей родине и ее родному и любимому мною народу.

Только вы своей могущественной рукой можете вернуть меня к жизни. Без искусства для меня нет жизни. А меня все боятся. И наши литературные столпы не решаются мне помочь. Да и не «узнают» меня. А я, находясь там, иногда себя чувствовала легче, находя разрядку в моих честных выступлениях при многочисленных аудиториях, начиная с серьезных, проницательных чекистов.

Желаю вам долгих, долгих здоровых лет. Желаю, чтобы ваше назначение на пост Министра МВД еще больше укрепило и прославило наше гениальное отечество. И имя ваше было прославлено и врезано золотыми буквами в историю всего счастливого человечества.

От всего сердца — Нина Герасимова, 24 марта 1953 года.»

Судьба жены Шепилова заметно отличается от того, что произошло с Еленой Бонч-Бруевич и Ниной Герасимовой. Она всего лишь была в глубокой опале.

Марьяна Унксова уже с детства была приближена к кругу «вождей» второго разряда. Ее отчим — Геральд был редактором «Экономической жизни» — достаточно важной в 30-е годы газеты. Мать — Анна Николаевна являлась членом женотдела ЦК.

Семья жила в трехкомнатной квартире в доме на Тверской.

Комната Марьяны не отличалась какой-либо роскошью: рояль, пара кресел, книжный шкаф, комод да письменный стол.

Столовая была меблирована еще проще: обеденный стол и несколько стульев. С ванной дела обстояли хуже. Пожилая домработница любила во время стряпни поставить на нее примус и керосинку, а посему, если кто-то хотел принять ванну, прежде должен был разобрать всю эту баррикаду.

Кабинет отчима отличался от всей другой обстановки. Это была достаточно светлая комната с обширной библиотекой, большим письменным столом и диваном. Но самым ценным в кабинете было то, что на столе стояла «вертушка» — показатель важности партийного работника.

Иногда Марьяна с подругами любила позвонить кому-нибудь в Кремль, зачастую не столько для того чтобы обменяться информацией, сколько для того, чтобы почувствовать себя элитой.

Отчим, как весьма занятой человек, часто отсутствовал дома, да и у матери было дел невпроворот, к тому же работа в женотделе требовала частых командировок. За бытом смотрела домработница Наташа, она и готовила для Марьяны. Родители предпочитали обедать на работе.

Наташа старалась разнообразить меню и приготовить из партийного пайка что-нибудь повкуснее. Московские магазины в то время не радовали покупателей изобилием.

Лето Марьяна проводила в Серебряном Бору, на небольшой даче. Все было скромно и с определенной долей аскетизма. В то время была еще жива среди партийцев тяга к ленинской спартанской жизни. И все, от чего веяло элегантностью, беспощадно критиковалось. Не пожалела молва и жены Луначарского — знаменитой актрисы Натальи Розенель. Когда один из зарубежных журналов напечатал ее фотографию с подписью: «Самая элегантная женщина СССР», соотечественники поспешили опровергнуть мнение капиталистов едким СТИШКОМ:

Недалеко от дачи Марьяны жила невестка Троцкого — Анна Самойловна, милая, живая женщина.

Они часто ходили вместе купаться на местный пляж, где купальщики обоего пола, не стесняясь друг друга, раздевались до трусов и лифчиков, а то и, отойдя на приличное расстояние, вовсе обнажались до костюмов Евы и Адама.

Геральд и Анна Николаевна редко посещали дачу, предпочитая отдыхать в различных санаториях и домах отдыха.

Марьяна была непростой девушкой. На своих однокурсниц она смотрела несколько свысока, и те, чувствуя это, недолюбливали ее. Однажды Марьяна назвала одну из них кухаркой, и была немедленно вызвана на комсомольское собрание. Но благодаря природному уму и находчивости, сумела поставить в тупик комсомольское начальство. Когда у нее спросили, как она посмела так некорректно отозваться о подруге, девушка спокойно ответила:

— А что, собственно, обидного в слове «кухарка»? Сам Ильич сказал, что при социализме каждая кухарка может управлять государством.

Спорить с Лениным никто не посмел. И Марьяна отделалась тем, что ей «поставили на вид нетоварищеское отношение к комсомолке».

В 1929 году, проходя практику, Марьяна знакомится с молодым студентом Дмитрием Шепиловым. Этот серьезный, трудолюбивый, весьма привлекательный парень сразу понравился ей. И несмотря на то, что он не принадлежал к элитной молодежи, Марьяна серьезно увлеклась им, а через два года они поженились.

Благодаря собственному усердию Шепилов вскоре сделал блестящую карьеру. Некоторое время он работал секретарем обкома партии в Новосибирске, затем перешел в ЦК партии и очень сблизился со Сталиным. При Маленкове он уже был министром иностранных дел. Находясь на этом посту, он неоднократно посещал западные державы. В этих поездках местные послы, дипломаты и их жены просто на руках носили Марьяну — как-никак жена министра! Каждое утро кто-нибудь из них обязательно справлялся о ее здоровье, жены регулярно приглашали пройтись по магазинам. Послы водили ее в казино, рестораны, клубы. Закончилось все в одночасье…

В то время Марьяна находилась в Париже. Поначалу все шло так, как и всегда: выставки, рестораны, казино. Но вот в одно утро ей никто не позвонил, никуда не пригласил. Марьяна встревожилась и пошла в посольство узнать, в чем дело. Там ее никто не принял, а на недоуменный вопрос: «Что произошло?» ей просто ответили: «Ваш муж больше не министр».

С приходом Хрущева к власти звезда Шепилова закатилась.

Им выделили маленькую квартирку в доме на Кутузовском проспекте и, хотя они сумели сохранить некоторые из былых привилегий, для Дмитрия началась жизнь опального сановника. Он перешел работать в Госархив, стал писать работы на исторические темы, которые, к слову сказать, нигде не печатались.

«Человек страдает не столько от того, что происходит, — писал французский философ Монтень, — сколько от того, как он оценивает то, что происходит».