Эрик Ларсон - Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

Впрочем, теперь немаловажным фактором становилось и здоровье Бивербрука. «Он не слишком хорошо себя чувствует – страдает от астмы и от какой-то глазной болезни», – писал Гарриман президенту. Тем не менее Гарриман ожидал, что Бивербрук все-таки будет продолжать работу и добьется успеха. «Из бесед с премьер-министром и Бивербруком я сделал вывод, что последний окажется первоклассным мастером по разрешению проблем», – отмечал он.

Для Гарримана было очевидно, что Черчилль очень надеется: Америка вступит в войну. Однако очевидно было и то, что и Черчилль, и другие члены правительства стараются не давить на США слишком сильно. «Вполне естественно, что они надеются на переход [США] в статус воюющей стороны, – писал он Рузвельту, – но я удивлен, с каким пониманием они все относятся к психологическим особенностям ситуации в нашей стране».

Мэри, 7 мая, среда:

«Все-таки решилась.

Эрик позвонил после полудня».

По-прежнему полный уверенности, что ему надо сбежать из дома 10 по Даунинг-стрит, Джон Колвилл попытался еще больше увеличить свои шансы, снова попросив Брендана Бракена (черчиллевского парламентского секретаря, специалиста по «урегулированию вопросов») замолвить за него словечко, но Бракен снова не преуспел: Черчилль попросту не желал отпускать Колвилла.

Казалось, его никто не хочет поддержать. Сопротивление со стороны министерства иностранных дел стало более жестким, поскольку теперь, после того как Эрик Сил (старший личный секретарь Черчилля) отбыл в Америку со специальной миссией, в секретариате осталась вакансия, которую требовалось заполнить. Даже два старших брата Колвилла, Дэвид и Филипп, которые оба служили в войсках, совершенно не поощряли его на этом пути. Складывалось впечатление, что Дэвид, флотский человек, относится к этой идее особенно враждебно. «Он резко против моего вступления в ряды Королевских ВВС, – записал Колвилл в дневнике. – Многие причины, которые он называл, выглядели обидными (например, моя непрактичность, в которую они с Филиппом твердо – но ошибочно – верят), но я не обижался, поскольку знал, что на самом деле за этим стоит лишь симпатия ко мне и страх, что меня убьют» [1061] Colville, Fringes of Power , 1:483. .

Решимость Колвилла лишь росла. Теперь его цель состояла в том, чтобы стать пилотом истребителя – «если это в моих человеческих силах». На первом этапе следовало начать процесс подбора контактных линз – дело трудное и долгое. Линзы делались из пластика, но все равно, как и их предшественницы, относились к категории «склеральных»: они закрывали почти весь глаз и славились неудобством. Вся эта процедура – первичный подбор, бесконечная подгонка, требующая изменения формы линз, медленный процесс привыкания к дискомфорту и раздражению – требовала немалой выдержки. Но Колвилл считал, что дело того стоит.

Теперь, когда он действительно предпринимал конкретные шаги по вступлению в ряды Королевских ВВС, он обнаружил, что его захватила романтика всей этой сферы – как будто желанное назначение уже стало реальностью. В дневнике Колвилл зафиксировал: «Голова моя полна всевозможных планов новой жизни в Королевских ВВС – и, конечно же, несбыточных мечтаний на эту тему» [1062] Там же, 465. .

Между первой подгонкой линз и полной их готовностью должны были пройти два месяца.

Члены палаты общин выстроились в вестибюле. Счетчики заняли свои места. Лишь три парламентария проголосовали против; даже Ллойд Джордж поддержал резолюцию, предложенную Черчиллем. Итоговый результат оказался таким: 447 голосов «за», три «против».

«Довольно неплохо», – шутливо заметил Гарольд Никольсон [1063] Nicolson, War Years , 164. .

По словам Колвилла, в эту ночь Черчилль отправился спать «в ликующем настроении».

8 мая, четверг:

«Помчалась в Лондон.

Эрик к обеду – чувствовала себя оч. счастливой.

Мамочка так хочет, чтобы свадьбу отложили на 6 месяцев – ей явно не оч. пришелся по душе Эрик.

Ложусь спать в недоумении – сомнениях – сонная».

9 мая, пятница:

«Хандра – и неуверенность.

Постриглась.

Приехал Эрик, гуляли в Сент-Джеймс-парке – погода замечательная. "Всем влюбленным весна дорога и мила!" [1065] У. Шекспир. «Как вам это понравится». Акт 5, сцена III. Перевод П. Вейнберга. – Прим. пер . Как только оказалась с ним – все страхи и сомнения словно бы исчезли. Вернулась к ланчу счастливая – уверенная – полная решимости.

Лорд и леди Бессборо тоже на ланче –

Семьи совещаются –

О помолвке объявят в ближайшую среду. Радость –»

В Берлине Йозеф Геббельс презрительно отмахнулся от выступления Черчилля в палате общин как о полном «оправданий» и лишенном какой-либо информации. «Но никаких признаков слабости», – отмечал он в дневнике 9 мая, в пятницу. И добавлял: «Воля Англии к сопротивлению остается прежней. А следовательно, нам придется продолжать атаки, подтачивая ее силу» [1066] Fred Taylor, Goebbels Diaries , 355. .

Геббельс сознавался в дневнике, что он ощущает какое-то новое уважение по отношению к Черчиллю. «Этот человек странным образом сочетает в себе героизм и хитроумие, – писал он. – Приди он к власти в 1933 году, мы не достигли бы того, чего достигли на сегодняшний день. И я считаю, что он еще создаст для нас кое-какие трудности. Но мы можем их преодолеть и сделаем это. Тем не менее к нему не следует относиться так легкомысленно, как мы обычно к нему относимся».

Для Геббельса это была долгая и многотрудная неделя, итоги которой он подводил в дневнике. Ему пришлось заняться и некоторыми личными вопросами. Один из его ключевых помощников пожелал поступить на службу в армию. «Все хотят на фронт, – писал Геббельс, – но кто же будет выполнять работу здесь?»

Борьба с поставками товаров и материалов в Британию шла хорошо, как и роммелевская кампания в Северной Африке, а в Советском Союзе, судя по всему, не осознавали, что немецкое вторжение вот-вот начнется. Однако две ночи назад Королевские ВВС произвели серию массированных налетов на Гамбург, Бремен и другие крупные города; в одном только Гамбурге погибло около 100 человек. «Из-за этого у нас будет много злопот», – писал Геббельс. Он ожидал, что люфтваффе покарает противника мощным ответным ударом.

Кроме того, он отметил, что в британских газетах публикуется «суровая» критика Черчилля, хоть он и сомневался, чтобы она имела сколько-нибудь серьезное значение. Насколько он мог судить, Черчилль по-прежнему прочно сидел в своем кресле.

«Как хорошо, что эта трудная неделя сегодня заканчивается, – писал Геббельс. – Я устал, я измотан сражениями.