Эрик Ларсон - Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

Черчилль пребывал в необычном раздражении. «Премьер мало спал, поэтому все утро вел себя вспыльчиво», – писал Колвилл. К ланчу Черчилль сделался «угрюмым». Непосредственная причина такого настроения не имела никакого отношения ни к войне, ни к Рузвельту: он обнаружил, что Клементина потратила весь его драгоценный мед (присланный ему из австралийского Квинсленда) на сущие пустяки – на подслащивание ревеня.

Днем явился Эрик Дунканнон, поклонник Мэри Черчилль, – в сопровождении своей сестры Мойры Понсонби, той девушки, вместе с которой Колвилл некогда осматривал в Стэнстед-парке упавший немецкий бомбардировщик. Появление Дунканнона явилось неожиданностью для всех, включая Мэри, и не для всех стало таким уж желанным: вообще-то его приглашали на завтрашний – воскресный – ланч, теперь же он делал вид, будто ему предложили пробыть в поместье весь уик-энд.

Его присутствие добавило дню напряжения. Эрик явно ухаживал за Мэри, и было похоже, что он собрался сделать ей предложение. Мэри приняла бы его с готовностью, но ее огорчал недостаточный энтузиазм семьи по этому поводу. Мать возражала; сестра Сара открыто насмехалась над самой этой идеей. Им казалось, что Мэри просто еще слишком молода.

Днем Черчилль расположился в саду поработать над всевозможными служебными записками и директивами. Картина плимутских разрушений оставалась в его сознании все такой же яркой. Его злило, что немцы сумели атаковать город с воздуха на протяжении пяти ночей из девяти – при минимальном противодействии со стороны Королевских ВВС. Он по-прежнему возлагал большие надежды на воздушные мины Профессора, хотя все остальные, судя по всему, не воспринимали их всерьез. Явно испытывая немалую досаду, Черчилль продиктовал записку главному маршалу авиации Чарльзу Порталу и Джону Муру-Брабазону, новому министру авиационной промышленности, – спрашивая, почему эскадрилья Королевских ВВС, которой поручено применение воздушных мин, до сих пор не укомплектована в полном составе (в нее должны были входить 18 самолетов).

Он писал: «Как получилось, что лишь семь [самолетов] готовы к бою – притом что им вообще почти никогда не разрешают подняться в воздух? Почему такому городу, как Плимут, позволили подвергнуться пяти почти еженощным воздушным налетам, а это устройство не применили ни разу?» И почему, спрашивал он, воздушные мины не запустили на пути немецких радиолучей, по которым бомбардировщики находили свои цели? «На мой взгляд, этому оружию уже много лет продолжают создавать препоны, и именно это не позволяет ему достичь совершенства, – писал он. – Недавние действия [Королевских] военно-воздушных сил против ночного налета оказались весьма неудачными. Вы не можете себе позволить пренебрегать методом, который в пересчете на все те случаи, когда он применялся, дал необычайно высокий процент положительных результатов» [1050] Gilbert, War Papers , 3:596. .

Правда, не совсем понятно, что конкретно имеется в виду. Эти воздушные мины еще предстояло поставить на регулярное вооружение Королевских ВВС. Ученые, работавшие в министерстве авиации, обращали больше внимания на совершенствование радара типа «воздух – воздух» (призванного помочь истребителям обнаруживать цель ночью) и на развитие технологий поиска немецких навигационных лучей и манипулирования ими (этими исследованиями руководил доктор Джонс). На этом, втором направлении удалось неплохо продвинуться: судя по материалам допросов пленных, немецкие пилоты все меньше доверяли навигационным лучам. Королевские ВВС все искуснее отклоняли такие лучи и использовали отвлекающие огни типа «морская звезда» для того, чтобы наводить немецких пилотов на ложные цели. Однако результат применения этих методов по-прежнему сильно зависел от удачи, и гарантировать с их помощью надежное предотвращение атаки, подобной той, что разрушила Плимут, было невозможно. Впрочем, прогресс в этих работах был налицо.

Но воздушные мины, как выяснилось, приносят одни проблемы. Похоже, никто, кроме Черчилля и самого Профессора, не считал их серьезным оружием. Лишь энтузиазм Черчилля – его «реле мощности» – заставлял продолжать разработку этих мин.

Вечером того же дня настроение Черчилля улучшилось. В Тобруке шло ожесточенное сражение, а ничто не вселяло в него такое воодушевление, как горячий бой и перспектива военной славы. Он не ложился до половины четвертого утра, сохраняя бодрость и веселость, «смеясь, подшучивая над другими, чередуя дела с разговорами», писал Колвилл. Один за другим его официальные гости, включая Энтони Идена, сдавались и отправлялись спать. Но Черчилль продолжал витийствовать. Его аудитория в конце концов сократилась всего до двух человек – Колвилла и Эрика Дунканнона, потенциального жениха Мэри.

Сама Мэри к этому моменту уже ретировалась в свою Темницу, зная, что следующий день может изменить ее жизнь навсегда.

Между тем Гитлер и министр пропаганды Геббельс вышучивали недавно вышедшую английскую биографию Черчилля, открывавшую многие его особенности и причуды – в том числе пристрастие к ношению шелкового нижнего белья розового цвета, к работе в ванне и тягу к выпивке. «Он диктует депеши в ванне или в трусах: поразительный образ, который фюрер находит чрезвычайно забавным, – говорится в субботней дневниковой записи Геббельса. – Он считает, что Английская империя медленно распадается. Мало что удастся спасти» [1051] Fred Taylor, Goebbels Diaries , 346. .

Воскресным утром кромвелевские закоулки Чекерса окрасились некоторой тревогой. Всем казалось, что именно в этот день Эрик Дунканнон сделает Мэри предложение, – и никто, кроме самой Мэри, этому не радовался. Даже она сама относилась к этой идее с некоторым беспокойством. Ей было 18 лет, и у нее прежде никогда не было романтических отношений – не говоря уж о том, чтобы за ней серьезно ухаживали. Перспектива помолвки вызывала у нее немалое волнение, хоть и добавляла дню пикантности.

Прибыли новые гости: Сара Черчилль, Профессор, черчиллевская 20-летняя племянница Кларисса Спенсер-Черчилль, «выглядевшая замечательно», как отметил Колвилл. Ее сопровождал капитан Алан Хиллгарт, хулигански привлекательный романист и (как он сам себя называл) искатель приключений, теперь работавший в Мадриде военно-морским атташе, а заодно организовывавший там разведывательные операции (в некоторых из них принимал участие его сотрудник лейтенант Ян Флеминг, который позже отмечал, что капитан Хиллгарт стал одним из прототипов Джеймса Бонда).

«Было вполне очевидно, – писал Колвилл, – что от Эрика ожидали решительных действий в отношении Мэри и что эту перспективу все воспринимали по-разному: сама Мэри – с нервическим удовольствием, Мойра – с одобрением, миссис Ч. [Клементина Черчилль] – с неприязнью, а Кларисса – с внутренней улыбкой» [1052] Colville, Fringes of Power , 1:454. . Сам Черчилль проявлял к этому мало интереса.