Эрик Ларсон - Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

Тысячи боев, которые велись между Королевскими ВВС и люфтваффе, наполняли небеса кусками металла – пулеметными пулями, зенитной шрапнелью, обломками самолетов, – и все они должны были куда-то деваться. Обычно они, как ни странно, не нанося никакого ущерба, падали на поля, в леса или море. Но так бывало не всегда – как стало до жути ясно Вите Саквилл-Уэст, жене Гарольда Никольсона. В письме мужу, отправленном из их загородного поместья (Сиссингхёрста), она рассказывала, что нашла крупнокалиберную пулю, которая пробила крышу их садового сарая. «Так что, сам видишь, – назидательно замечала она, – я права, когда прошу тебя оставаться в помещении, пока прямо над головой сражаются. Это очень неприятные заостренные штучки» [448] Nicolson, War Years , 111. В своем дневнике Уильям Ширер описывает звук шрапнели от разрывающихся зенитных снарядов: «Как град по жестяной крыше. Слышно было, как он пролетает сквозь ветви деревьев и сыплется на крыши сараев» (389). .

Среди жителей Лондона росло ощущение, что авианалеты неуклонно приближаются к городу, что вот-вот случится нечто серьезное. 16 августа, в пятницу, бомбы упали на территорию Кройдона, одного из ближних пригородов британской столицы. Погибли и получили тяжелые ранения 80 человек. Пострадали два завода Бивербрука. В тот же день бомбардировщики нанесли удар по Уимблдону, убив 14 мирных жителей и ранив 59. Лондонцы серьезно забеспокоились. Сирены воздушной тревоги уже стали в городе чем-то привычным. В пятничном докладе управления внутренней разведки министерства информации утверждалось, что жители города теряют уверенность в том, что Германия никогда не осмелится бомбить британскую столицу. Одним из неприятных аспектов этого напряжения, по словам Оливии Кокетт (автора одного из дневников, ведущихся для организации «Массовое наблюдение»), стало то, что «теперь всякий звук принимаешь за сирену или самолет». При малейшем шуме у всех на лице появлялось «это "настороженное выражение"» [449] Cockett, Love and War in London , 148. .

Особым источником страха стал лунный свет. В эту пятницу, 16 августа, Кокетт записала в дневнике: «Луна просто великолепная, так что все мы сегодня ожидаем продолжения» [450] Там же, 143. .

Но все это не помешало Джону Колвиллу отправиться в тот вечер за город на уик-энд: ему настоятельно требовалось немного отдохнуть от изматывающих требований Черчилля. Режим боевой тревоги продолжал действовать, когда он вышел из дома 10 по Даунинг-стрит, сел за руль и начал двухчасовой путь в Западный Сассекс: там, неподалеку от Портсмута, находилось поместье Стэнстед-парк, принадлежащее Виру Понсонби, девятому графу Бессборо (Колвилл дружил с его дочерью Мойрой и сыном Эриком).

Сам дом, Стэнстед-хаус, представлял собой довольно приятную на вид эдвардианскую коробку [451] Эдвардианской называют английскую барочную архитектуру времен Эдуардов I, II и III (или выдержанную в этом стиле). – Прим. пер . из красновато-охряного кирпича, снабженную портиком из шести ионических колонн. Поместье имело некоторую историческую ценность – в 1651 году через него пролегал маршрут бегства короля Карла II, спасавшегося после того, как его армию сокрушил Кромвель в последнем крупном сражении английской гражданской войны. Находящийся рядом город Портсмут – важная военно-морская база – с недавних пор сделался одной из любимых мишеней люфтваффе. База располагалась на Соленте, бумерангообразном проливе, отделяющем южное побережье Англии от острова Уайт, и являлась портом приписки для флотилий эсминцев, задачей которых была охрана транспортных путей и защита Англии от вторжения. Один из аэродромов Королевских ВВС располагался поблизости, на острове Торни. От Большой земли его отделял узкий канал с несколько пугающим названием Грейт-Дип [Великая Глубина].

По прибытии Колвилл обнаружил, что дома лишь Роберта, жена лорда Бессборо, и их дочь Мойра, поскольку Эрик находился в расположении своего полка, а сам Бессборо задержался из-за того, что на железнодорожные пути, по которым должен был пройти его поезд, упала бомба. Колвилл, Мойра и леди Бессборо пообедали одни. Им подавали слуги. Колвилл пошутил, что главная причина его визита – желание «увидеть одну из этих больших воздушных битв» [452] Colville, Fringes of Power , 1:264–265. .

На другое утро, 17 августа, в субботу, он проснулся среди жары и солнца – «без всякой воздушной активности в небе». Они с Мойрой прогулялись в один из садов поместья, чтобы набрать персиков, а затем пошли дальше, пока не набрели на обломки немецкого бомбардировщика, двухмоторного «Юнкерса Ю-88», одного из основных боевых самолетов люфтваффе, легко узнаваемого в воздухе по своей выпуклой кабине, выступающей перед крыльями: из-за этого машина напоминала огромную стрекозу. Разорванная и перекрученная часть самолета лежала на пастбище вверх ногами, демонстрируя нижнюю сторону крыла и одно из колес шасси.

Для Колвилла это был странный момент. Одно дело – воспринимать войну по-министерски отстраненно, а совсем другое – лично наблюдать свидетельства ее жестокости, той цены, которую за нее приходится платить. Перед ним лежал немецкий бомбардировщик, посреди самой что ни на есть классической сельской Англии, какую мог представить себе путешественник: холмистый ландшафт лугов, рощ и фермерских угодий, постепенно понижающийся к югу, с остатками средневекового леса, который некогда использовался для охоты и заготовки древесины. Колвилл не мог определить, как именно бомбардировщик здесь очутился. Но он был тут – чужеродное механическое присутствие, темно-зеленый корпус, нижняя часть крыла – серого цвета, здесь и там – желтые и голубые кляксы эмблем и опознавательных знаков, напоминающие цветы, разбросанные в случайных местах. Белая морская звезда блестела посреди голубого щита. Когда-то, совсем недавно, этот бомбардировщик служил устрашающим символом современной войны, теперь же он, бессильный и жалкий, валялся в поле – археологической диковинкой, которую можно осмотреть, прежде чем вернуться домой пить чай.

Этот самолет был сбит шестью днями раньше, в 12:15, всего через 45 минут после того, как он поднялся со своего аэродрома, находящегося близ Парижа. Истребитель Королевских ВВС перехватил его на высоте 10 000 футов, убив его радиста и попав в двигатель, в результате чего «Юнкерс» вошел в штопор. Пилот бомбардировщика пытался вернуть контроль над машиной, но та распалась на куски: одна часть хвоста вместе с хвостовой пушкой рухнула на остров Торни, другая упала на землю прямо у оперативного пункта аэродрома. Основная же часть самолета, та самая, которую увидели Колвилл и Мойра, нашла пристанище на ферме «Лошадиное пастбище», на краю парковых угодий Стэнстеда. Три члена экипажа в возрасте от 21 года до 28 лет погибли (младшему оставалось всего две недели до дня рождения). А вот четвертый, несмотря на ранение, сумел благополучно выпрыгнуть с парашютом и попал в плен [453] Air Interrogation Reports, 237/1940 and 243/1940, AIR 40/2398, UKARCH. Report 237 [Рапорт 237] описывает изображения на корпусе самолета и цвет крыльев: «Синий щит с белой морской звездой в центре, желтое пятно в центре морской звезды. Верхняя часть крыла темно-зеленая, нижняя – серая». . На протяжении войны Стэнстед стал своего рода магнитом для бомб и упавших самолетов: на его территорию упало в общей сложности 85 бомб и четыре воздушные машины [454] Bessborough, Enchanted Forest , 118. Сын лорда Бессборо вместе со своим соавтором Клайвом Эслетом выпустил увлекательное описание Стэнстед-хауса и английской загородной жизни в целом – под названием ««Зачарованный лес. История Стэнстеда, что в Сассексе» (Enchanted Forest: The Story of Stansted in Sussex). Отсюда можно почерпнуть массу самых разнообразных сведений – в частности, тот факт, что один из витражей в восточных окнах изображал Ковчег Завета (согласно Библии, в Ковчеге Завета хранились каменные Скрижали Завета с 10 заповедями, а также сосуд с манной и посох Аарона. – Прим. пер .): весьма изящная деталь (с. 80). Кроме того, можно узнать и о старинном рецепте приготовления «Пирога Воскресения», создающего иллюзию, что хозяйка сделала для трапезы больше блюд, чем на самом деле: это «непритязательное кушанье из разнородных кусков, призванное просто увеличить количество разносолов на столе, вообще же на него не обращают внимания, ибо по прямому назначению оно никогда не используется» (с. 73). .