Вячеслав Тюев - Голос из толпы. Дневниковые записи

Или – сижу в буфете. Ловлю отрывки разговоров, что идут между собутыльниками за соседним столиком. Один из них произносит: «Ежели молодой человек ошибается, его надо поправить. Коллектив должен его поправить. Такая наша советская политика!»

Все это, может быть, мелочи. А не мелочи? К примеру, следующее: отсутствие электричества и радио в деревнях, даже бедных, кажется людям каким-то анахронизмом. Электричество и радио, книга и газета прочно вошли в быт деревни – это не выдержка из доклада на торжественном собрании, это сама действительность.

«Я вам найду двадцать возов отрицательного! Найдите мне хорошее…» Ну конечно, хорошее пока найти трудно, если не ищешь его в людях.

За три дня, проведенные в Шугозере, я немного присмотрелся к работникам райкома комсомола.

Ганибалова я почти не видел. Он все сидел в своем кабинете, а когда выходил и обращался к Шарковкину, был безукоризненно вежлив и во всем с ним соглашался. Чаще я встречал Ганибалова по вечерам в парке. В сопровождении матери-старушки и жены он, такой же чопорный, прохаживался по тихим закоулкам парка.

Шарковкин был попроще. Казалось, работа кипела в его руках. Он все звонил и звонил: «Готовьтесь к севоуборочной! Каждому комсомольцу обязанности определите! Обяжите участвовать школьников. Организуйте их на оказание помощи колхозу».

Мне вспомнилось, что в первом разговоре со мной он сказал: «До “Знамени коммунизма” десять километров по дороге. Если идти по тропке, где я хожу, шесть километров». На отчетные собрания в Григино приезжает также не Ганибалов, а именно он, Шарковкин.

Но вот в райком пришла девушка.

– Я новый работник газеты, – отрекомендовалась она и тотчас пошла в атаку на Шарковкина: – Плохо работаете! Молодежь поселка о вас ничего не знает! Сидите за канцелярскими столами, не видно вас и не слышно.

– Мы в основном обращаем внимание на периферию, потому что у нас аппарат маленький, всего пять человек.

– Аппарат у вас не маленький! Или у вас нет местных руководителей? В колхозах, в школах. Умейте руководить ими! А как вы на периферии работаете, я еще посмотрю, съезжу! Скучно здесь молодежи – и по вашей вине!

– Вот вы нам и помогайте. Мы не можем разрываться на части!

– Кстати, в райцентр приехал массовик, – сообщила журналистка. – Уже два дня здесь, и пока ей нечем заняться. А это же ценный работник!

– Вот видите! – парировал Шарковкин. – Два дня она живет здесь, а мы не знаем. Нас не информируют. Что, у меня особый нюх, что ли?

– Надо среди молодежи чаще бывать, хотя бы в том же клубе. Тогда будете в курсе!

Действительно, райком, в сущности, не работал, а лишь изображал работу. Нельзя же назвать работой телефонные указания! Что до конкретного дела, то чего уж проще провести лекцию, но и ту не смогли организовать за целых три дня.

Шарковкин, конечно, пытается хоть как-то руководить районным комсомолом, изредка даже «выходит в народ», и все-таки, подумалось мне, это – лишь видимость деятельности. А Ганибалов – так тот и созданием видимости работы себя не утруждает. Возможно, «сослан» сюда обкомом комсомола – больно уж мало похож он на местных жителей.

Напоследок я еще раз убедился в райкомовской бестолковости. Шарковкин предложил мне прочитать лекцию в колхозе, находившемся на пути к железнодорожной станции. Колхозный клуб, сказал он, находится в деревне Михалево. Я доехал до Михалева на автобусе. Однако оказалось, что клуб совсем в другой деревне, в Огонькове, которая на пять километров дальше. Делать нечего – пришлось оттопать эти несчастные километры.

Огоньково – одна из семи деревень колхоза «Путь Ильича». Она побольше и с виду подобротнее, чем Григино, и уж ни в какое сравнение не идет с «Разгаром». Там крыши у большинства домов были соломенные, здесь крыты дранкой.

Сельсовет и правление колхоза – в разных избах, причем изба, где разместился сельсовет, совершенно новенькая.

Хорош клуб. Тоже новый, достраивается. В нем неплохая библиотека. Из развлечений – танцы под баян (в роли баяниста выступает заведующий клубом), а также религиозные праздники. В каждой деревне свой религиозный праздник.

У колхоза есть грузовая машина с гаражом. В числе достопримечательностей – чайная. Но это больше объясняется не потребностями самой деревни, а тем, что она расположена на сравнительно оживленной трассе между Шугозером и Тихвином.

В пятнадцати километрах в соседней деревне живет много рабочих. Квартируют у местных жителей. Хотя кое-кто начал и сам застраиваться. Вот у рабочих религиозных праздников нет, у них – 1 мая, 7 ноября.

Судя по разговорам, принадлежность к колхозу всех тяготит. Будь возможность, вышли бы из него. Трудодень, например, стоит 30 копеек. Да и то не платят, ибо денег в колхозной кассе нет ни копейки, как и в Григине.

Хотя до войны в колхозе жили хорошо. Теперь же людей не хватает. Мужиков побило на войне, молодые ребята, уйдя в армию, не возвращаются. В колхозе на семь деревень – 70 человек, преимущественно женщины, включая старух. Хорошо еще, что МТС помогает.

Да я и собственными глазами видел, как на всем пространстве огромного поля работали пять женщин и трактор.

Собирать урожай помогают ленинградские шефы и солдаты.

Солдаты – это хорошо, надежно. Но вот городские шефы поначалу бездельничали, загорали, в общем, приносили только вред. Правда, в последнее время на шефствующем заводе стали строже отбирать людей, посылают лучших, и в прошлом году те неплохо поработали.

Колхоз, хоть и считается средним по показателям, крайне беден. Тем не менее люди живут в нем довольно сносно.

Многие (зимой в том числе и колхозники) работают на соседних предприятиях или в Тихвине.

Комсомольцев мало. В Огонькове всего двое. Поэтому по всему сельсовету комсомольцы объединены в одну организацию, называемую Михалевской территориальной. В ней 17 человек. Но никакой комсомольской работой они не занимаются. Даже воскресники не организуют, это делают коммунисты. Из райкома комсомола никто не бывает.

И последняя запись:

«Возвращаясь в Ленинград, услышал сообщение по радио о постановлении ЦК ВЛКСМ: за успехи в заготовке кормов учреждены награды трех степеней. Вот это здорово. Взялись наконец за деревню».

С 5 по 10 июля я читал лекции в Новоладожском районе и в завершение своего очерка решил описать один из его колхозов – колхоз имени Сталинской Конституции. Сделал это, наверное, потому, что, начав очерк как бы за упокой, хотелось его закончить за здравие.

По обыкновению, я направился в правление колхоза.

Перед добротным бревенчатым домом, где помещалось правление, стояла «Победа», судя по номеру, из Ленинграда.

Я поднялся на крыльцо и в распахнутую дверь увидел обширную, со множеством окон комнату, битком набитую людьми. В комнате было душно, накурено.