Нина Левина - Дзюдо и кино

Не могу также забыть один разговор двух кладовщиц, работающих в порту на складе, куда мы разгружали товар. Кладовщицы нас, грузчиков, за людей не считали. Мы для них были бессловесной тягловой скотиной, и поэтому порой можно было услышать много интересного.

— Маш, а что там с Клавкиным мужиком? Его ж арестовали неделю назад?

— Да что! Взяла сто пятьдесят тысяч, поехала в Тюмень и вернула мужика домой…

Сто пятьдесят тысяч! У меня от такой суммы в голове закружилось! Это при том, что хорошее «Жигули» стоило семь тысяч! Мне, как внештатному сотруднику киевского ОБХСС было очень интересно понять, откуда же у какой-то кладовщицы Клавы такие баснословные деньги? И вскоре я понял.

Например, пришла баржа с импортными вещами — югославскими сапогами или итальянскими кофточками. Мы разгружали товар на склад, а на складе его оценивали, как отсыревший в пути, и в магазин этот товар отправлялся с огромной уценкой в семьдесят процентов. Вот так получалось, что шикарные югославские сапоги доставлялись в магазин по цене шестьдесят рублей. Но магазин-то знал в чём дело. Он эти сапожки продавал исключительно из-под полы рублей по четыреста. Зарплаты-то на Севере большие, чего ж не купить хорошую импортную обувь. А навар в триста сорок рублей делился пополам между магазином и складом. Вот такая арифметика получалась. И как долго могла просуществовать страна, обворовать которую каждый на своём месте считал долгом? Кладовщицы всех стран, соединяйтесь!

В общем-то мы с бригадой неплохо сработались. Бывшие уголовники знали, что мы студенты, да к тому же спортсмены, и старались с нами не заедаться. Мы тоже вели себя аккуратно, никого не трогая. В конце концов, каждый из нас хотел только заработать денег. Но вот с бригадиром Колей случился у меня один неприятный инцидент.

У зэков была такая привычка — на работу они всегда брали с собой бутылку водки. Водка для них была, как допинг. Только начнёт кто-то уставать — пару глотков водки, и человек уже снова в строю. И вот бригадир Коля один раз переборщил с допингом, хлебнул несколько лишних глотков и завалился спать прямо вдоль нашего маршрута следования. Коля был авторитетным бригадиром и мог себе такое позволить. Солнышко припекало, было жарко, а возле складов стояла большая бадья с холодной водой. Зэки от скуки устроили безобидную игру — каждый набирал немного холодной воды в рот и, проходя мимо спящего бригадира, прыскал ему в лицо. Мы с ребятами в этом развлечении не участвовали. Коля не реагировал, всем было весело. Но, в конце концов, постоянные холодные орошения сделали своё дело — бригадир начал шевелиться, видимо, просыпаясь. Так получилось, что последней каплей, приведшей его в сознание, было орошение от мужика, шедшего передо мной. Коля недовольно заворчал, проснулся весь мокрый, и его взгляд упёрся в меня. Почему-то он решил, что это именно я издевался над ним во время сна. Не пытаясь разобраться, он обложил меня матом. Я спокойно терпел, пока его грубая речь не начала поминать мою мать в разных интерпретациях. А я человек, выросший на огромной любви и преклонении перед своей матерью, безотцовщина-маминец. Я не выдержал и ответил ему зло:

— Будь у меня такой отец как ты — задушил бы, не задумываясь!

Но сам того не понимая, затронул его больную струну. Оказывается, у Коли рос где-то сын, о встрече с которым он давно мечтал. Ради этого и пошёл в грузчики, чтобы приехать к сыну с подарками. Крышу у Коли сорвало, он полез в драку, и мне пришлось уложить его на землю, хорошо врезав пару раз. На этом, как я наивно полагал, мы и разошлись.

Был у нас в бригаде один такой сухонький пожилой мужичок. Все называли его Татарин и относились к нему с большой долей уважения. Он у меня постоянно одалживал деньги, то трёшку, то пятёрочку. И я почему-то никогда ему не отказывал, заранее понимая, что он их не вернёт. И отношения у нас установились хорошие.

После стычки с Колей Татарин подошёл ко мне и сказал:

— Серёжа, тебе хана. Коля этого так не оставит. Вечером тебя пропьют, а ночью зарежут.

Лёгкий неприятный холодок страха пробежал у меня по спине. Что же делать? На весь город — один милиционер, вряд ли он поможет. Правда, полно внутренних войск, но это не их сфера деятельности.

— Ты не трухай, — ободрил меня Татарин. — Ты хороший парень, всегда меня выручал, и я постараюсь помочь. Я узнаю, где тебя будут пропивать. А ты бери своих ребят спортсменов в помощь.

Из ребят только Володя пошёл со мной, Валера и Алик побоялись связываться с зэками:

— Из-за тебя нас тут всех порешат! — возмущались они. — Ты себе вечно приключения находишь!

В общем, поздно вечером привёл Татарин нас с Володей в какой-то барак к дальней комнате.

— Здесь они. — Он указал на закрытую дверь. — Их там четверо. Вы постарайтесь всех уложить, а разговаривать с ними буду я.

Тут Володя одним мощным ударом ноги вышиб фанерную дверь, мы с ним ворвались в комнату и быстро положили на пол полупьяного Колю и ещё троих его крепких товарищей. Руки стянули у них за спиной ремнями, чтоб никто не вздумал кулаками размахивать. Татарин вошёл в комнату и начал говорить:

— Не по понятиям хочешь поступить, Коля.

— Это почему же? — вскинулся бригадир. — Я этого щенка должен наказать.

— А я говорю, не по понятиям, — покачал головой Татарин. — Сергей никакого отношения к нашему миру не имеет. Он кто? Студент, баклан. Он не может перед тобой ответ держать. А ты если его тронешь — что на сходняке скажешь?

— Он мне в морду дал при всех, — хмуро пробубнил Коля.

— И правильно сделал, — подтвердил Татарин. — Для Сергея мать — святое. А ты на его святое с матерщиной. Да, он тебе тоже грубо ответил про отца. Но он же не знал, что у тебя сын — это святое, и ради него ты тут валандаешься. Тут вы сквитались. А что касается остального — есть два варианта. Или ты сейчас при всех забожишься, что у тебя к нему нет претензий, или я тебя при всех опущу… А ты знаешь, Коля, что я такие права имею… Выбирай.

И Коля забожился, что он ко мне ничего не имеет.

— Сергей, можешь не бояться — теперь тебя никто не тронет, — сказал Татарин, мы с Володей развязали зэкам руки и пошли к себе в общежитие.

Надо ли говорить, что всю ночь я не сомкнул глаз — просидел, подпирая спиной стену и пяля глаза на дверь. Всё ждал, что сейчас меня придут резать. Но никто не пришёл, и утром я вышел на работу уставший и не выспавшийся.

— Не спал, наверное? — подмигнул мне Татарин при встрече.

— Угу, — ответил я, отчаянно зевая.

— Можешь спать спокойно. Коля не выдержал позора и рано утром ушёл с геологами в тайгу. Так что ты с ним больше не увидишься.

Я облегчённо вздохнул, но понял, что хватит с меня северной романтики. С большим нетерпением дождался окончания рабочего месяца, получил свои деньги и, не медля ни дня, уехал домой.