Нина Левина - Дзюдо и кино

Как вдруг раздался крик на немецком:

— Стоять, идиоты! Что вы делаете?

Девочка приоткрыла глаза и увидела, что к собирающимся расстрелять её немцам, подбежал старший по званию офицер и наотмашь бьёт их по лицу! Она охнула от удивления, но состоявшийся между немцами разговор, привёл её в состояние восторга и уверенности, что расстрел отменяется. Прожив больше года в оккупации, мама неплохо понимала по-немецки.

— Она воровала нашу еду! — пытался оправдаться один из немцев. — И носила её партизанам!

— Ну и что? — спросил старший офицер.

— Её надо за это расстрелять!

— Вы — два идиота! Посмотрите вокруг! Эти леса кишат партизанами! Знаете, почему они нас не трогают? Потому что в заложниках люди, живущие здесь — их жёны, матери и дети! Стоит вам убить эту девчонку — и ночью нам тут всем глотки перережут! Вы этого хотите? Мы едем на фронт, чтобы воевать с солдатами, а не в деревнях с девчонками! Сейчас же отпустите её!

Маму отпустили. А она, зная, что её боятся тронуть, несколько дней, пока дивизия оставалась на постое, демонстративно доставала у немцев еду, складывала в корзинку и шла по своим делам в сторону леса. Это было дерзко, но оба офицера так же демонстративно отворачивались, делая вид, что ничего не замечают.

Сразу же после освобождения Киева войсками Украинского фронта под командованием генерала армии Ватутина в ноябре 1943 года, мама с бабушкой вернулись в свою квартиру на Шулявке. Красная Армия наступала по всем фронтам, отбрасывая всё дальше войска Вермахта, и фронтовые газеты были заполнены рассказами о мужественных людях, приближающих Победу, как на полях сражений, так и в тылу противника. Весной 1944 года к Фёкле Власовне явился военный корреспондент с большим фотоаппаратом в руках и желанием написать статью о её героических подвигах во время оккупации Киева. Мадам Кравченко он застал кормящей свиней в старом заношенном халатике. Она внимательно выслушала корреспондента, провела его в квартиру, познакомила с дочкой Надей, радостно воспринявшей весть, что про маму узнает вся страна, и велела:

— Надя, доставай чашки, угощай гостя чаем. А я пока переоденусь. — Женщина вышла в соседнюю комнату и затворила за собой дверь.

Мама с корреспондентом завели дружеский разговор и проболтали с полчаса, когда тот попросил поторопить Фёклу Власовну.

— Мама, ты ещё долго? — Дочь осторожно приоткрыла дверь и заглянула к матери. Однако комната была пуста, и только раскрытое окно указывало, каким способом Фёкла Власовна покинула её. В ожидании «героини» своего рассказа корреспондент просидел до позднего вечера, чуть не распух от чая, но мадам Кравченко так и не появилась…

Она вернулась домой только через три дня.

— Мама! Как же так! Зачем ты сбежала? — укоряла её дочка, успевшая сильно поволноваться за время отсутствия матери, но привыкшая к её неожиданным поступкам за годы оккупации.

— Надя! Война ещё не закончилась! — высказала Фёкла Власовна неоспоримый аргумент. — Не надо фотографий! Вдруг, не дай Бог, немцы вернутся, а моё лицо каждая собака знает! Что тогда делать будем?

Но и после окончания войны бабушка оставалась в тени, не позволяя писать про себя статьи, и скромно улыбалась, принимая очередную награду из рук самого Сидора Ковпака… Долгие годы её с благодарностью навещали многие из тех, кто укрывался в тесной каморке за буфетом, и кому посчастливилось выжить, пройдя сквозь горнило войны… Помню, как вся семья гордилась бабушкиными орденами и медалями! До сих пор краснею от стыда и посыпаю голову пеплом из-за того, что в пятилетнем возрасте, пользуясь отсутствием дома взрослых, променял их все незнакомой тётеньке-аферистке на порцию мороженого. В послевоенные годы были такие охотники за наградами, и я, маленький дурачок, соблазнился. Надо было видеть, как дубасила меня мама в тот день! А тётеньку, выманивающую награды родителей и дедов у доверчивых детей, милиция так и не нашла.

P.S. Эта история послужила основой одноимённому рассказу Нины Левиной «Мадам Кравченко», опубликованному в альманахе «Полдень» №19 и литературном журнале «МОЛОКО». Рассказ вызвал самые разнообразные мнения читателей. Были среди них и обвиняющие автора во лжи, в специальном журналистском заказе, придумывании красивой сказочки и даже в обелении фашизма. Со всей ответственностью заявляю, что всё изложенное в этой истории — правда. Она может кому-то нравиться, а кому-то нет. Но в нашей семье неоднократно обсуждалось чудесное спасение бабушки и мамы, и я ни в коем случае не собираюсь искажать слова участников этих событий.

Вернёмся к студенческим годам. В то время у Киевского политеха был свой международный спортивный студенческий лагерь под Трипольем на стыке Днепра и Козинки. Каждый год в нём, помимо учащихся КПИ, отдыхало огромное количество студентов из разных стран. Мой тренер Леонид Степанович занимал должность директора лагеря. Думаю, что он был особой, доверенной КГБ, ибо в то время в международном лагере иначе и быть не могло. На территории лагеря стоял даже отдельный домик, который между собой все называли «первый». В первом домике всегда находились представители КГБ, ведя незаметное наблюдение за иностранцами. В молодёжной непринуждённой обстановке можно было легко выявить слабые стороны прибывших иностранных студентов для дальнейшей вербовки. У кого-то это были женщины, у кого-то выпивка. Ну а мы, дзюдоисты Литвина, неофициально выполняли в лагере функцию внутренней службы безопасности. Все об этом знали, и в лагере всегда был порядок — никто не хулиганил и не затевал скандалов. Жили студенты в огромных военных палатках по девять человек в каждой. Палатки, как вы понимаете, не запирались, в течение дня они вообще стояли открытыми. Но я не могу вспомнить ни одного случая воровства! Какое прекрасное было время! Настоящего студенческого братства!

Так как моя мама работала на спортивной кафедре КПИ, я оказался счастливчиком и проводил в лагере всё лето ещё до поступления, начиная с восьмого класса. Вместе со мной мама устраивала в лагерь и моего двоюродного брата Вову. Вовин папа был музыкантом, и в брате с детства проснулись гены по папиной линии — Вовка не расставался с гитарой. В лагере он сразу же стал любимчиком олимпийской сборной по гребле. Гитара в буквальном смысле начала кормить его со школьной скамьи, так как питался он за столиком гребцов. Нам полагалось питание на два сорок в день, а у олимпийцев было усиленное меню на девять шестьдесят. Чего только им не подавали! Карманы у Вовки постоянно топорщились от шоколадных трюфелей. А Вова везде обеспечивал своим спортивным поклонникам музыкальное сопровождение. Это надо было видеть! По пляжу вышагивал невысокий, вихрастый рыжий паренёк с гитарой и лабал блатату типа «Я сын рабочего подпольного партейца…». А за ним послушным строем топали атланты выше него на две головы и громко подпевали.