Ольга Громова - Вальхен

Переводчик переспросил Герду Мильден и снова повернулся к строю.

— Эта, — указал он на Асие, — остаётся убирать территорию. Дети тоже остаются. Остальные — по назначению. Вот начальник бригад на торф. — Он повернулся к немолодому приземистому немцу весьма сурового вида.

Немец пошёл вдоль строя, внимательно рассматривая всех, потом обернулся и что-то недовольно сказал Герде, тыча пальцем в лёгкое Валино платьице и Наташины туфли. Надзирательница кивнула и куда-то ушла. Через несколько минут вернулась и что-то сказала переводчику.

— Всем получить рабочую одежду, обувь и паёк!

— Какой ещё паёк?

— Обед будет на месте работы, сухим пайком. Ужин здесь.

Торфяные бригады отправились вслед за Гердой, подгоняемые недовольными окриками охраны. Всем без разбора выдали серые халаты на пуговицах и странные башмаки: к деревянной подошве было прибито что-то вроде носка из плотной ткани. У некоторых ткань закрывала только переднюю часть, оставляя пятку открытой.

— Шнель, шнель, — торопили надзиратели.

Женщины кое-как напяливали эту странную обувь и строились, на ходу надевая халаты. Вале халат оказался неимоверно велик, и, пока она соображала, что с ним делать, её окликнула Нина.

— Велик? А мне маловат. Поменяемся.

Тут же подбежал охранник и стукнул Нину по спине резиновой палкой:

— Schnell! Rede nicht! [78] Быстро! Не разговаривать! (нем.)

Тем временем Эрна вынесла два мешка, до половины загруженных хлебом, и женщинам из первого ряда было велено взять их.

Наконец колонна вышла за ворота. Топот множества деревянных подошв по брусчатке городка, казалось, разносился на километры.

— Как прокажённые, — сказала Марьяна.

— Прокажённые? Это кто? — переспросила Валя.

— Больные проказой. Их все боялись. В старые времена такие люди должны были, идя по улице, звонить в колокольчик или стучать трещоткой, чтобы к ним не приближались здоровые. Вот и мы так же — идём и грохочем, мол, не подходи, народ, русские идут.

Передвигаться в этой странной обуви было очень неудобно, Валя не сразу поняла, как нужно ставить ногу, чтобы жёсткая подошва не цеплялась за брусчатку. Несколько раз она споткнулась, едва не упала и шла держась за Марьяну.

На поле, куда пришли пленницы, уже работали мужчины. Странными угловыми лопатами они вырезали большие бруски торфа и складывали в решётчатые штабели — на просушку.

Женщин повели мимо них дальше. Там на узких рельсах стояли деревянные вагонетки, в которые нужно было грузить подсохшие торфяные брикеты.

Надзиратели и охрана под руководством бригадира быстро расставили всех по местам и объяснили, что нужно делать.

Валя принимала брикеты, которые ей передавали со штабелей, и укладывала их в вагонетки. Брикеты были не очень тяжёлыми, но неудобно большими. Даже взрослый человек мог взять брикет только двумя руками. Мелкая сухая торфяная пыль висела в воздухе, от неё чесались глаза и кожа, хотелось пить, но надзиратели и бригадиры ходили вдоль вагонеток и строго следили, чтобы люди работали быстро и не отвлекались. Через некоторое время женщинам стало казаться, что каждый следующий кусок торфа — тяжелее предыдущего. Работа пошла медленнее, надзиратели ругались и подгоняли, пока кто-то не возмутился:

— Если вы хотите, чтобы мы выполняли норму, давайте хотя бы воду!

— Rede nicht! [79] Не разговаривать! (нем.)

— Rufen Sie einen Übersetzer! [80] Позовите переводчика! (нем.)

Пожилой бригадир подошёл на шум. Ему повторили просьбу позвать переводчика.

— Spricht jemand Deutsch? [81] Говорит кто-нибудь по-немецки? (нем.) — громко крикнул он.

— Ich spreche Deutsch! [82] Я говорю по-немецки (нем.). — раздалось со стороны.

Оказывается, работавшие недалеко мужчины тоже прислушивались к шуму возле вагонеток. Высокий худой парень спрыгнул со штабеля торфа и двинулся к женщинам.

— Николай, ты?! — вдруг негромко воскликнула Марьяна, и Валя узнала одного из парней, ехавших с ними до границы в вагоне.

Оглянулась и Нина. Николай было радостно заулыбался, но тут же сделал предупреждающий жест: осторожнее, не надо показывать радость, поняла Валя.

— Я говорю по-немецки, — сказал парень бригадиру. — В чём дело?

— Они должны соблюдать порядок, не то все пойдут в карцер! — сказал один из надзирателей.

Николай коротко перевёл и без паузы добавил:

— Осторожнее, бабоньки. С первого дня в карцер — лучше не надо. Что вы хотели им сказать?

— Пусть нам хотя бы воду дают!

— Вы же хотите, чтобы у вас были нормальные работники? — обернулся парень к главному немцу. — От вас тоже требуют, чтобы норма выполнялась? Тогда разрешите им воду и короткий перерыв хотя бы через два часа. Иначе они не смогут эффективно работать.

Бригадир и охрана вытаращили глаза — они и не думали, что эти русские рабы могут знать немецкий и так изъясняться.

Пока они осмысливали сказанное, Марьяна тихо и быстро спросила:

— Коля, вы тоже в нашем лагере? Я вас не видела. Кто ещё с тобой?

— Мы все вместе в другом лагере, ваш направо от выхода из города, а наш налево. Говорят, меньше пары километров между нами. Здесь на торфе наших мало, больше на фабрике.

— Не разговаривать! — вдруг очнулся охранник.

— Хорошо, раз в два часа будет перерыв на десять минут: вода, туалет, — ворчливо сказал главный бригадир. — Но тогда вы должны хорошо работать. Или все зачинщики пойдут в карцер.

Николай быстро перевёл и, улыбнувшись, подмигнул Вале:

— Не унывай, подружка, прорвёмся!

— По местам! — оглушительно заорал надзиратель и выразительно помахал палкой.

Все разошлись. Через некоторое время прибыла повозка с бидонами и десятком кружек. Бригадир объявил перерыв. Женщины быстро пили и передавали друг другу кружки. Едва успели утолить жажду, как охранники потребовали продолжить работу.

Вале казалось, что следующий перерыв не настанет никогда. Она уже так устала, что не чувствовала голода, только жажду и колкость торфяной пыли, которой, казалось, забито уже всё внутри.

Наконец прозвучал гонг. Всё мгновенно остановилось.

— Mittagessen! [83] Обедать! (нем.)

Кажется, этот возглас поняли все, и перевод не понадобился.

В каждой бригаде одна из женщин под присмотром охраны выдавала хлеб. Оказалось, что буханки уже разрезаны на три части, и каждой работнице досталось чуть больше, чем накануне за ужином. Сухой хлеб не лез в горящее от пыли горло. Вале казалось, что она не сможет проглотить ни крошки.

— Отламывай по маленькому кусочку и очень медленно жуй, — посоветовала Нина. — И почувствуешь его больше, и не так сухо будет.

Валя благодарно кивнула и села на землю. Откинулась на торфяной штабель, вытянула болевшие ноги, сбитые непривычной деревянной обувью, и стала рассасывать во рту хлеб. Когда горбушка закончилась, Валя подумала, что хорошо бы стянуть эти странные то ли боты, то ли колодки… но сил пошевелиться не было. Она тёрла руки и лицо, которые безбожно чесались от колючей торфяной пыли и пота.