Феликс Хартлауб - В особо охраняемой зоне. Дневник солдата ставки Гитлера. 1939– 1945

– Насколько верным является то, что Бог находится на небесах, настолько точным выступает факт того, что мы просто не можем проиграть эту войну, – тут в его голосе появлялись стальные нотки.

Затем гауптман начинал издавать звуки, подобные тем, какие получаются при выпуске воздуха из системы водяного отопления, и продолжал:

– Знаете, если рассматривать положение вещей с точки зрения нравственности, то Божий приговор от 20 июля лишний раз подтверждает это. Я бы даже сказал, что происшедшее с фюрером чудо вызывает у нас, простых смертных, глубочайшее чувство радости и счастья…

Господин гауптман с глубоким удовлетворением узнал, что рейхсфюрер переслал главнокомандующему немецкими войсками на Западе аэрофотоснимки германских позиций 1918 года. В разговоре с молодыми офицерами генерального штаба он часто с озабоченностью ощущал их известное сомнение относительно полноты инженерного оборудования этих позиций и излишнюю переоценку возможностей «коврового» бомбометания современными средствами.

Будучи командиром роты, в 1918 году этот офицер постоянно заставлял своих людей совершенствовать позиции в инженерном отношении, что, возможно, сказывалось на их моральном духе. Они возводили громадные сооружения, постоянно углубляя и обставляя их новым оборудованием. В частности, решетчатыми кроватями из проволочной сетки. На одной такой глубоко под землей он спал сутки напролет до начала той памятной атаки, во время которой и заработал свой Железный крест.

– К счастью, мне известно, что наш фюрер полностью разделяет мою точку зрения по данному вопросу, – заявлял Д. – Ведь он не раз подчеркивал, что пот, пролитый при проведении фортификационных работ, снижает потери. Знаете, осознание того, что заветы незаметного офицера времен Первой мировой войны столь свято чтутся, вносит некоторое успокоение.

«Он» вспомнил, что именно так любил говаривать гауптман Д., и, взглянув в окно, увидел, как из-за лесочка в небо взмыл мощный синий луч прожектора и начал «прощупывать» низко висевшие облака. Наряду с ним в небе наблюдались и другие лучи, которые то перекрещивались, то разбегались в разные стороны. В той же стороне, где, покинув восточное предместье Берлина, сюда спешил спецпоезд с гауптманом, послышались едва различимые, но непрерывные выстрелы тяжелых зенитных орудий. Затем вдали стали видны походившие на вспыхивающие звезды разрывы. Но и поблизости появились ослепительно-яркие огненные цепочки, оставляемые 20-мм автоматическими зенитными пушками.

Встречая замедляющий ход поезд, из группы зданий, мимо которых он проезжал, вырывались звуки сирен, как бы стараясь ободрить его. Внезапно где-то далеко слева, словно красные огоньки рождественской елки, освещая руины, вспыхнуло пламя. Затем над полями справа, подобно рубиновой горошине, в небе загорелась еще одна звездочка. Одновременно синий луч прожектора низко опустился прямо над подъезжающим поездом, выхватывая из ночной темени облачка дыма, выбрасываемые паровозной трубой.

Тем временем господин гауптман, который уже давно застегнулся на все пуговицы, нахлобучил фуражку и, прижав к груди своей огромной ручищей портфель из свиной кожи, пробормотал:

– Если что случится, то его лучше всего выбросить. Но отнюдь не из-за страха, поскольку наступит пора быстро действовать по заранее разработанному плану.

С этими словами он с изумительным проворством начал перемещаться от окна в купе с опущенной светомаскировкой к окну в проходе вагона и высунул свою массивную голову наружу, подставив ее под поток набегающего холодного воздуха. На стеклах его очков, поднятых на блестящий от пота лоб, отразился слабый отблеск разрывов зенитных снарядов и падающих с большой быстротой на землю назад с неба пылающих осколков. Даже стоявшему в проходе гражданскому лицу с блестевшей лысиной было ясно, что самолеты противника атаковали именно курьерский поезд.

– Эти собаки снова каким-то образом пронюхали, что сегодня прибывает салон-вагон доктора Г. и штаб Шпеера, – проговорил гражданский.

Господин гауптман, придерживавшийся такого же мнения, взял предложенную ему сигарету и хотел было продолжить разговор, но тут же заткнулся, пораженный видом загорелого лица с впалыми щеками и большими торчащими ушами, возникшего в свете разгоравшейся спички.

Вскоре с промежутками в десять минут возле гауптмана с короткими пожеланиями доброй ночи этому одетому по-граждански господину стал выстраиваться весь обслуживающий поезд персонал, начиная от дежурного и кончая комендантом. В свою очередь после короткой дежурной фразы это гражданское лицо засовывало во внутренний карман пиджака руку, вынимало портсигар и, открыв его, протягивало очередному визитеру с предложением угоститься сигаретой, а то и вовсе без всякого комментария. И хотя этот жест был ожидаем и служил подлинной целью визитов, одариваемые по-прежнему смотрели на гражданского с некоторой долей беспокойства.

Им явно было трудно показать на своих лицах выражение благодарности. Прежде всего это относилось к худощавому и плохо слышавшему коменданту поезда, который по своей гражданской профессии являлся начальником отдела Прусской государственной библиотеки. Несмотря на некое подобие улыбки, в его взгляде читался ледяной холод – настолько неприятен был ему этот человек.

Тогда господин гауптман принялся рассуждать о книгах – небольшой захватанный руками экземпляр Гражданского кодекса он еще с лейтенантских времен Первой мировой войны всегда носил с собой. Так же как и Новый Завет, эта книга входила в состав его «тревожного чемодана», то есть самых необходимых вещей. Однако он возил с собой и небольшую полевую библиотеку из пятидесяти томиков в специально сколоченном для этой цели ящике. Затем он с многозначительной миной разместил свой широкий зад на мягком сиденье и, прикурив от старой новую сигарету, задал никем не ожидаемый вопрос:

– А теперь, дорогой, скажи, как ты относишься к религии?

При этом сопровождавшее курьеров духовное лицо, как всегда прикрыв глаза, еле сдержало зевоту, из чего господин гауптман с хорошо скрываемым сожалением пришел к выводу, что пора устраиваться на ночь. Для начала с сигаретой во рту он снова вышел в опустевший коридор и прислушался. Из соседнего курьерского купе высших должностных лиц рейха уже доносилось легкое и равномерное похрапывание. У большинства этих горе-курьеров от офицеров было только обмундирование и шнуры на фуражках. Причем их курьерские поездки зачастую являлись лишь этапами на пути сложных по своей организации туров, которые регулярно включали в себя пару дней отпуска на родине. Это относилось ко всем чинам и карьерным лестницам, начиная с обыкновенных водителей и кончая советниками посольств.