Феликс Хартлауб - В особо охраняемой зоне. Дневник солдата ставки Гитлера. 1939– 1945

Но что это? Кажется, «он» заблудился! Колею, к которой его вывела тропинка, явно проложили совсем недавно. К тому же нигде не было видно широкого гулкого дощатого моста через путепровод. А этой странной, поросшей мхом стены бункера, в которую «он» чуть не уперся, вообще не должно было быть. Интересно, что это за бункер? Какой-то приплюснутый, вытянутый, без каких-либо окошек, страшный и подозрительный!

Возможно, «он», сам того не замечая, выбрался за пределы особо охраняемой зоны? Ведь в стене из колючей проволоки появились широкие отверстия. К тому же стали просматриваться места, где когда-то проходили пути полевой железной дороги.

Похоже, «он» никогда не вернется домой, что само по себе было ужасно. Ведь снаружи особо охраняемой зоны ему невозможно было сориентироваться даже днем. Там находились разбросанные на многие километры бараки батальона обеспечения, отдельные бункеры, закопанные танки, а также плавающие автомобили, отхожие места, альпинарии, широкие и разбухшие от дождей полевые дороги, которые, правда, должны были уже подмерзнуть, красиво убранные дорожки и через каждые пару метров узкие тропинки. Но на последние без разрешения ступать было нельзя, ведь здесь каждая точка соединялась с другой незаметным подземным ходом, словно червоточина в яблоке. Это была запутанная сеть, сотканная из топота шагов мерзнущих постовых и стука ботинок писарей, быстро снующих между жарко натопленными штабными бараками.

Сейчас же «он» не встретил ни одного человека на своем пути, не услышал ни одного возгласа. Только иногда сквозь тонкие стены отдаленных лагерных бараков доносилось похрапывание тысяч заключенных, лежавших буквально друг на друге.

Ни малейшего проблеска света, какое-то непостижимое для нормального человека совершенство затемнения.

«Он» не знал пароля и мог рассчитывать только на фрейлейн Раушколь и на смелость, которую ему придавал не в меру выпитый крюшон. Ему очень хотелось повернуть назад и направиться в противоположную сторону, ведь все, что «он» делал, было абсолютно неправильным. Ходьба разогнала кровь по жилам, и физически «он» почувствовал себя вполне хорошо. Как, впрочем, и всегда в такое время. Полуночная свежесть действовала на него самым целебным образом.

Ему вспомнились длительные прогулки пешком вниз по улице Канта, когда городская скоростная железная дорога уже не работала, а над Мемориальной церковью кайзера Вильгельма начинали разливаться утренние сумерки. Память еще хранила запах золотистых и толстых восковых свечей, которые любил зажигать Лотар на их литературных вечерах.

«Да, дорогая фрейлейн Раушколь, тогда я был еще совсем безмятежным, – размечтался «он». – Но те времена могут вернуться, хотя все то, что происходит сегодня, из памяти вычеркнуть не удастся. Может быть, вы заглянете тогда когда-нибудь в мою берлинскую квартиру. Хотя от Берлина сейчас мало что осталось, особенно в западной его части. И мысли всегда к этому возвращаются, когда речь заходит о жилье. Но вы не беспокойтесь и приходите ко мне со своими чемоданами прямо с вокзала без всякого стеснения.

Представляю, как округлятся ваши и без того огромные глаза, когда вы увидите высоченные потолки в моей квартире и не обнаружите заплесневелых платяных шкафов и кресел-качалок, как в вашей трехкомнатной родительской квартире в Штольпмюнде [58]. Однако, возможно, я и ошибаюсь, ведь мне до сих пор неизвестно, в каком городе вы родились. Как бы то ни было, вам так и не удалось избавиться от своих мелкобуржуазных привычек. Но, как ни странно, вас они совсем не портят.

Представляю, как вы удивитесь, увидев у меня в квартире пышно цветущее посреди зимы вишневое деревце. Но вам лучше расспросить о моих привычках мою подружку. Уверен, что она навыдумывает много самых удивительных вещей.

Интересно, понравится ли вам стена, целиком обтянутая синим бархатом? Конечно, вы спокойно сможете у нас переночевать, ведь мне хорошо известно, что пока в Берлине невозможно найти себе пристанище. Только не стоит особенно рассчитывать на то, что я буду проявлять о вас особую заботу. И вовсе не из-за отсутствия времени – такое давно стало стилем нашей жизни.

Были времена, тогда, в ставке фюрера, когда вы были мне совсем не безразличны. И сейчас я далек от того, чтобы отрицать это. Но вы предпочитали мужчин в красных лампасах, пить шампанское в обществе майоров в пыльных помещениях бункера № 5, где вечно не хватало кислорода и куда вход особам женского пола был строжайше запрещен…

Возможно, моя послевоенная квартира будет выглядеть совсем иначе, и в ней не будет произведений искусства и прочих предметов старины. А вместо коротеньких черных шелковых кимоно, к которым вы так привыкли в особо охраняемой зоне, вам предложат обычные широкие серые домашние халаты. Не будет и дребезжащих телефонов, вентиляторов, посвистывающих в помещениях бункера, и исписанных мелким почерком напоминаний на листках календаря.

Все это так и останется в недрах глубокой шахты в самом сердце Германии, где спрятан центральный пункт управления и где будет вечно гореть свет немецкой воли к сопротивлению во всей ее всепоглощающей чистоте. Там будет бережно сохраняться великая традиция европейского искусства управления войсками.

На опустошенном же Второй мировой войной континенте постепенно установится равновесие между наступательными и оборонительными видами вооружений, после чего в позиционных, не имеющих никаких перспектив сражениях сгорят последние дивизии сражающихся сторон. И хотя в небе уже долгое время не будут появляться воздушные эскадры противника, а его последние „Шерманы“ [59] M4 «Шерман» – основной американский средний танк периода Второй мировой войны. и Т-34 станут ржаветь на берегах Рейна и Эльбы, там, в сотнях метров от поверхности земли, будут днем и ночью фанатично разрабатываться новейшие системы зенитной артиллерии и коваться новые агрегаты, позволяющие безошибочно находить вождей разваливающейся коалиции союзников и нашептывать им прямо в ухо, что надлежит сделать для великой Германии. Это позволит окончательно разрушить изжившую себя коалицию и выработать новую немецкую внешнюю политику.

Там же в гигантских подземных лабораториях уже подходит к концу разработка новейшего дистанционного оружия. Его производство, естественно, следует поручить Шп. [60]Без таких людей обойтись нельзя.

Специальные войска, собранные из оставшихся запасов элитного человеческого материала, на основе накопленного бесценного опыта, по крупице собиравшегося все годы войны, пройдут в подземных лагерях особую подготовку. После ее окончания из них не спеша сформируют новые дивизии. Нельзя же повторять допущенные ошибки при создании дивизий народного ополчения.