Иван Просветов - Вербовщик. Подлинная история легендарного нелегала Быстролетова

Прошел еще год, и непогожим октябрьским днем з/к Быстролетова затребовали из санчасти в штаб. Огорошили новостью: на Мариинскую пересылку за ним прибыл спецконвой из Москвы. В Суслово он уже не вернется. Но с Сибирью – не распрощается.

«Первые десять лет заключения кончились, и я пока не умер ни от голода, ни от холода, ни от побоев, ни от утомления», – думал он по дороге в столицу под надзором офицера и двух солдат.

Что ждет его в конце пути? Неужели Анечка, обещавшая «Я вытащу тебя отсюда», смогла до кого-то достучаться?

Быстролетов даже удивился про себя, когда услышал, зачем понадобился, – такой допрос можно было провести и в Суслово или Мариинске. На Лубянке хотели знать, что́ Быстролетов помнит о Нормане Бородине – сотруднике берлинской и парижской резидентур в 1932–1934 годах.

Быстролетов не любил Бородина – считал его избалованным барчуком, примазавшимся к разведке благодаря положению отца, и потому рассказал, что думал, в том числе подтвердил свои показания, когда-то данные на следствии. Дмитрий Александрович не знал, что барчук, повзрослев и набравшись опыта, неплохо проявил себя на нелегальной и руководящей работе. Он вообще не представлял, что́ такое Министерство государственной безопасности, куда его доставили, какая здесь царит атмосфера и кто принимает решения, что́ теперь происходит в разведке и остался ли хоть кто-то из тех, с кем он ранее был связан и кто мог бы замолвить слово за него.

А в МГБ в это время собирали компромат на обоих Бородиных. Старший пока оставался главным редактором Совинформбюро, младшего еще в 1947 году, когда политическая и военная разведка перешла в ведение Комитета информации при Совете министров СССР, уволили из органов. [373] М.М.Бородин – старый большевик, видный деятель Коминтерна – в 1923–1927 гг. отвечал за подчинение Китая советскому влиянию, занимая пост советника главы партии Гоминьдан. Цель не была достигнута, Бородина по возвращении отстранили от политической работы и «переключили» на прессу. На следствии Быстролетов, вспоминая всех, с кем контактировал, упомянул, что Норман «болезненно переживал за отца» и говорил, что его миссия в Китае провалилась из-за бездарных указаний из Москвы. В 1936–1938 гг. Н.Бородин работал в США под началом Б.Базарова, обоих отозвали, Базарова расстреляли, а Бородин уцелел – его лишь уволили из разведки и вернули в конце 1941 г. Во время войны он руководил отделением в англо-американском отделе разведуправления НКВД, затем служил замначальника отдела в контрразведке, после нового увольнения работал корреспондентом в «Moscow News». Отца и сына Бородиных арестовали в 1949 г.: старший умер в следственной тюрьме, младшего в 1951-м освободили, но выслали в Караганду. Хранилась ли выписка из показаний Быстролетова в какой-то отдельной папке или же их обнаружили, когда, пролистывая его следственное дело, готовили ответ на запрос военной прокуратуры, – неизвестно. Но эти выжатые в 1939-м откровения вытянули интерес к персоне осужденного. После войны разведывательная сеть в Европе выстраивалась на новых началах, в ином масштабе, с новыми задачами. Способных, а тем более опытных людей для нелегальной работы недоставало. И хотя тайный фронт уже не был делом госбезопасности, на Лубянке всё же решили посмотреть, что это за птица – бывший агент Ганс.

Через несколько дней после допроса Быстролетова сводили в тюремную баню, побрили, одели в чистую одежду гражданского покроя и доставили в начальственный кабинет. За большим письменным столом сидел рыжеватый генерал-майор – начальник Следственной части по особо важным делам МГБ СССР Леонов, рядом стоял его заместитель – полковник Лихачев.

«– Здравствуйте, Дмитрий Александрович! – приветливо сказал генерал. – Как поживаете?

Я не нашелся, что сказать, и молчал.

– Подведите его ближе. Вот сюда! Смотрите, чтоб не упал! Поставьте лицом к окну… Ну-с, Димитрий Александрович, узнали площадь? Как она называется?

Я ответил.

– Так-так. Вижу, что не забыли. А как называется бульвар, который начинается налево от Большой Оперы в Париже?

Ответ.

– Хорошо, очень хорошо, – генерал помолчал, пощупал меня глазами и вдруг резко бросил мне в лицо: – Через полчаса вы можете очутиться вон там, у входа в метро! Через месяц – в Париже! Слышите?! Ну?! Отвечайте! Растерялись? Понятно! Я объясню: решил провести вас через амнистию! Вы – нужный человек! Сегодня же можете отправиться обедать в “Метрополь”, через пару недель – в отель “Ритц”! О работе с вами поговорят позднее».

Судьба предоставила Быстролетову шанс. Но, перевоспитанный следствием и лагерями, он им не воспользовался.

«Я собрался с силами. Выпрямился.

– Мои преступления – вымышлены, они ничем не доказаны, гражданин начальник. Я – подозреваемый, которого нельзя амнистировать. Можно только назначить переследствие и отпустить на волю. Потом можно начинать и разговор о работе». [374] Д.Быстролетов. Испытание одиночеством. Человечность / Пир бессмертных. Т.3. С. 74–75, 383–385.

Ему дали время подумать. Но Быстролетов поступил еще более дерзко: попросил листок бумаги и в камере написал заявление на имя министра госбезопасности – потребовал пересмотра дела и полного восстановления в правах, добавив, что «такая история, какая произошла со мной, не мыслима ни в одной культурной стране».

И грозный Абакумов, создатель СМЕРШа, перед которым трепетали высшие чиновники и военачальники, вынес вердикт [375] По словам Быстролетова, когда в 1960-х годах он просматривал свое личное дело в архиве КГБ, то обнаружил распоряжение Абакумова: «Пять лет одиночной камеры». . Быстролетову ничего не объясняли, просто посадили в «воронок» и повезли прочь из Москвы. Когда скомандовали «Выходи!», он увидел направленные в грудь штыки. Под конвоем его провели в тюремный приемник, где при заполнении учетной карточки он узнал, что попал в номерной спецобъект.

Засекреченная Сухановская тюрьма располагалась за стенами давно закрытого подмосковного монастыря – Екатерининской пустыни. В 1939 году сюда доставили железного наркома Ежова и с тех пор на усмотрение руководства НКВД-МГБ использовали ее для избранных арестованных и осужденных по 58-й статье. Нового сидельца не допрашивали, не говорили, почему и надолго ли он обречен на «одиночку», а лишь меняли условия существования. Через год из крохотной – полтора на два метра – подвальной камеры, стены которой были черны от плесени (здесь он начал мечтать о расстреле, пока тело не привыкло и к этому ужасу), перевели в несколько бо́льшую и сухую, с частично не заложенным окошком, куда иногда заглядывало солнце. Чтобы не помешаться, он придумал себе занятие – сочинял в уме книгу о приключениях в тропической Африке. Невидимое бегство на волю едва не привело к раздвоению личности: