Коллектив авторов - В боях за Молдавию. Книга 3

26 октября 1944 года мне было присвоено звание Героя Советского Союза. Командир полка, зачитав Указ Президиума Верховного Совета СССР от 26 октября, сказал:

— Штурмовик, товарищи, — боец универсальный. Он должен обладать хитростью аса-истребителя, меткостью хорошего бомбардировщика, опытного квалифицированного штурмана и техникой пилота дальнего действия, — и он посмотрел в мою сторону.

Взволнованный и счастливый, я встал.

— Спасибо за доброе мнение, товарищи, — сказал я, — но обязан ответить вам, что эти качества не принадлежат лично мне. Сам я не сделал ничего особенного, да и не мог бы сделать. А то, о чем вы говорите, воспитали во мне Родина, партия, комсомол и сами же вы, мои боевые товарищи!

Война подходит к концу. «ИЛы» теперь штурмовали подступы к Берлину. Бомбил Берлин и я. К этому времени у меня на счету было 178 боевых вылетов, уничтожено шесть эшелонов, 7 складов с боеприпасами, 14 самолетов противника, 76 бронетранспортеров и танков, 18 долговременных огневых точек.

Погожим майским утром 1945 года отгремели последние залпы войны. Наступил великий день Победы, о котором мы мечтали все эти долгие годы. На истерзанную землю пришел долгожданный мир.

Радости летчиков не было предела. Но к ней примешивалась и грусть. Мы думали о тех, кто отдал за победу над фашизмом самое дорогое, что есть у человека, — свою жизнь. И мы никогда не забудем погибших героев, их дорогие образы будут с нами до конца жизни. Герои не подвластны времени. Они не умирают.

Вступила в свои права весна сорок четвертого. Зеленая щетина трав покрыла невспаханные поля, заброшенные сады и виноградники. Далеким-далеким казалось время, когда вот в такую весеннюю степь человек выходил пахарем и сеятелем. Теперь ее пашут бомбы, снаряды, мины и засевают не крупными отборными зернами с сильными, цветущими ростками, а убийственно острыми осколками разорванного металла. Здесь, по этим молдавским полям, война прошла только в одну сторону — на восток. Она еще не вернулась, а должна вот-вот вернуться. Что-то похожее на гром нет-нет да и прокатится по западному горизонту. К этим звукам прислушиваются и молдаване и немцы, только реагирует на них каждый по-своему.

Летели мы в Молдавию издалека. И вот с воздуха увидели ее.

Черные быстрины притихшего Прута. Граница. Дальше — Румыния. А позади вся Родина, версты и версты, пройденные с боями.

И не только победы вспомнились сейчас мне. Воспоминания встают живыми видениями. Словно на перекличку вышли не возвратившиеся с пекла войны боевые друзья… Окраина молдавского села. В скорбном молчании застыли шеренги. Прозвучал оружейный салют. Как извечное торжество жизни над смертью, на могилу летчика ложатся живые цветы…

Мертвым положен покой. Мы, живые, шли дальше. Прут.

На противоположном берегу реки — полоса вражеской обороны. Взвизгивая, издавая легкий с придыханием шелест, шлепался в воду раскаленный металл. Вода шипела, пузырилась, взметая фонтаны. Багровела вода. Казалось, весь тот клочок земли, за который уцепились зубами солдаты передовых подразделений, взлетел на воздух. Не верилось, что в человеческих силах это, и все же плацдарм, этот небольшой кусок земли, удерживался, обеспечивая переправу у села Скуляны.

Над переправой непрерывно висели вражеские бомбардировщики. Авиация врага помогала своим наземным войскам сбросить в прутские омуты наши передовые подразделения, захватившие небольшой плацдарм на правом берегу Прута. Автоматчики, продолжая вести бой, зарылись в землю. Казалось, что прорыв вражеской обороны и расширение плацдарма, доставшиеся дорогой ценой, не удастся развить дальше.

Большая группа «юнкерсов» под прикрытием истребителей шла на наши боевые позиции. Нашей авиации в воздухе не было. И вот в момент предельного напряжения над переправой появились краснозвездные истребители. Шестерка «Лавочкин-5», ведомая Иваном Кожедубом, сразу же дала о себе знать.

Командир группы радировал на землю: «Держитесь, друзья. Идем в атаку».

Летчики Кожедуба хорошо знали слабость «юнкерса-87»: недостаточную скорость полета и малую вооруженность. Прекрасно используя этот фактор, шестерка истребителей врезалась в строй бомбардировщиков и в стремительно короткой схватке подожгла три вражеские машины. Остальные повернули и сбросили бомбы на свои войска. Пехота снова пошла вперед. Возобновилась работа на переправе. Кожедуб, собрав группу, ушел в сторону Скулян, на территорию, занятую нашими войсками. Небо над переправой стало чистым. Пехотинцы вылезли из щелей и укрытий. Они ждут помощи от наших бомбардировщиков. Ждут не дождутся. Все глаза проглядели. Но вот вскоре где-то высоко в небе загудели моторы. Задрав головы, солдаты увидели краснозвездные бомбардировщики. Они плотным строем шли к цели. И вдруг кто-то крикнул:

— Глядите-э… Беда, беда!

И все увидели. В светло-голубом небе, где летели наши бомбардировщики, с тыла по-воровски подкрадывались к ним «мессершмитты». Враг был выше и намеревался напасть со стороны солнца. Все притихли. Сердца сжались. Когда волнение достигло предела, случилось такое, что солдаты разом ахнули от удивления. Фашистские стервятники ринулись в атаку. Но откуда ни возьмись — шесть наших истребителёй. Будто из самого светила вылетели. Полоснул огнем ведущий, и «мессершмитт» раскололся на пылающие осколки. Затем и второй фашист, объятый пламенем, потянул было на запад, но вскоре тоже врезался в землю. Бомбардировщики сбрасывали бомбы на голову врага и уходили на свой аэродром. Шестерка истребителей на бреющем полете прошла над ликующими бойцами. «Лавочкины» покачали крыльями. Это летчики приветствовали своих друзей, пехотинцев.

На аэродроме, уставшие, потрескивая остывающими на весеннем ветру разгоряченными в бою моторами, истребители замерли, точно вслушиваясь удивленно в непривычную для них тишину.

Кожедуб, Брызгалов, Мухин, Мальцев, Никитин, Гопкало, только что вернулись с боевого задания, молча курили.

Командир полка подполковник Ольховский подошел к Кожедубу, похлопал его по плечу:

— Молодцы! Дрались как «боги».

Вскоре летчики, слегка уставшие от воздушного боя, сидели на зеленой лужайке возле самолета Кожедуба. Шутили, смеялись. Казалось, они были далеко-далеко от опасностей, подстерегавших их.

Я смотрел на них и думал о том, что должно быть не просто, совсем не просто вот так, как они, пренебрегая жизнью, лететь на боевое задание, вести воздушный бой. Особенно им, не новичкам, знающим войну. И не потому ли сквозь браваду и спокойствие нет-нет да и прорвется тяжкий вздох или вдруг погрустнеют глаза и мелькнет в них мучительное раздумье… Кто знает? На войне всякое бывает… И даже убивают.