Коллектив авторов - В боях за Молдавию. Книга 3

В дороге созрел смелый план действий. В кузове с 30 советскими военнопленными сидел вооруженный автоматом полицай. В кабине рядом с шофером еще один. Машины шли с потушенными фарами. Дождь, словно сетка, висел в воздухе, машины начали буксовать. Когда однажды очень сильно тряхнуло машину на ухабе, пятеро военнопленных, самые сильные из всех, навалились на полицая и задушили его. Выбросив труп в грязь, мы с товарищами выбрались из машины. Быстро достигли спасительного леса. Ушла вся пятерка, которая убила полицая. Когда все собрались, разбились на две группы.

Мы вместе с Сашком и Виктором поспешили на восток: ночь длинная, а путь далек, нужно спешить. Редко доводилось нам ночевать под крышей. Голодные, изможденные, с воспаленными ранами, брели мы на восток. Саше стало совсем плохо. У него началась гангрена.

— Хватит, хлопцы, со мной мучиться. Идите сами. А я тут…

Но мы вдвоем с Виктором несли его. Так на руках и умер. Вырыли могилу между двух берез, и остался Сашко под незнакомыми звездами. А вскоре темной ночью отстал и Виктор.

А я один шел больше по ночам. Был доволен, если забирался в заброшенный сарай или старую скирду, питался овощами с огородов, ягодами в лесах. Иногда усталый до изнеможения, голодный и продрогший, я падал в грязь, и, казалось, не было такой силы, которая могла бы меня поднять. Но я всегда помнил, что на фронтах Великой Отечественной войны в ожесточенных беспрерывных боях решаются судьбы нашей великой Родины, судьбы славного советского народа…

С мыслью о Родине, истекая кровью, падая от истощения, я полз, шагал навстречу русским голосам, звуки которых заставляли меня плакать от радости.

Меня встретили наши разведчики и доставили в штаб. Врачи окружили меня вниманием и заботой. Лишь после того как я немного окреп, командование переправило меня в Москву.

В Москве мне сделали несколько операций. А потом в правый глаз вставили протез. Лицо стало непохожим на прежнее. Даже глаза и те изменились. Но здоровьем окреп, поправился. После двух месяцев лечения я собрался в дорогу. Перед отъездом забежал к профессору Свердлову, чьи руки вернули мне человеческий облик. Долго мы с ним разговаривали. Профессор, рассматривая мое лицо, удовлетворенно произнес:

— Хорошо. Сам бог не заметит.

— Бог-то бог, товарищ профессор, да на него не приходится надеяться. Мне нужна бумажка, что летать я могу. — И подал маленький листок, на котором значилось: такой-то летчик направляется в свою часть для прохождения дальнейшей службы. Свердлов долго вертел бумажку, посмотрел ее даже на свет, на минуту задумался, потом взял ручку и размашисто расписался:

— Что же, рискуем вдвоем.

— Спасибо, профессор, — дрогнувшим голосом поблагодарил я.

…Лязгнув буферами, поезд остановился на дымящейся станции.

Кто-то объявил название станции.

«Так цэ ж моя остановка», — засуетился я и, набросив шинель, выскочил из вагона. На станции меня неожиданно встретил капитан Косарев:

— Ваня, ты? Значит, жив?! Вот здорово! — говорил с волнением он, крепко обнимая. — Хорошо, очень хорошо, что встретились! У нас тут самолет отремонтированный, а перегнать некому.

— Так это запросто, — ответил я. На этом самолете я и прилетел на свой аэродром.

А в полку никто не знал, что я летаю с одним глазом, лишь самому близкому другу Николаю Кирток рассказал я о том, что у меня вместо глаза протез. Опять мы ходили с Николаем будто спаянные. Хотя я был ведомым, но когда на нас, как слепни, наседали «мессеры», мы начинали перекрестный маневр — «ножницы», и оба становились ведущими. Если крутили виражи, меня прикрывал Кирток, а я прикрывал его, держась немного ниже.

Ребята прозвали меня «косарем». Видимо, из-за того, что косил я врагов под корень. Фашисты очень боялись нашей «семерки», которую прозвали «черной смертью». Даже и вражеские истребители боялись ее.

Ненадолго ведомым у меня стал Евгений Алиханович. Недалеко от Кировограда на штурмовиков, летавших бомбить окруженную корсунь-шевченковскую группировку врага, напало около 15 «мессершмиттов». Яростно отбивались советские соколы, но силы были слишком неравные. Начал падать на территорию, занятую врагом, унося за собой огненный хвост, самолет Алихановича. Подбит был и мой самолет.

Но я продолжал бой, выбрал ровную полосу земли, на которую и посадил самолет. Фашисты открыли огонь, я подобрал раненого Евгения, посадил его в кабину стрелка и с большим трудом взлетел.

Когда самолет приземлился на аэродроме, вся машина была изранена осколками.

Земля, завьюженная февралем 1944 года, спряталась под белое покрывало сыпучего снега. На командном пункте корпуса собрались командиры полков, дивизий. Четыре группы штурмовиков посылались в разведку и никто не вернулся.

Запас горючего обычно рассчитан на полтора часа. И вот на старте моя машина. Взвыл мотор, и самолет проглотила вьюга: видимость минимальная. Выполняю задание, еле дотянув до аэродрома. Машина, пробежав несколько десятков метров, врезалась в сугроб, к самолету бросились боевые друзья. Сорвали заклиненный осколком фонарь из кабины и вытащили меня. Протез глаза поврежден. Так в полку впервые узнали, что я летаю с одним глазом. Вскоре была назначена комиссия. После тщательной летной проверки комиссия определила мою боевую годность, а в нелетную погоду теперь летал один только я, но с разрешения командира корпуса генерала Рязанова.

…А земля спешила сбросить снежный покров, все быстрее летела навстречу весне. Все жарче становились воздушные бои, небо клокотало от взрывов снарядов, пулеметных вспышек и трасс, дрались в три яруса: до 1000 метров, до 2000 метров и выше шла гигантская борьба за обладание небом.

Наш полк подошел к Молдавии. Стояло чудное молдавское лето. Летчиков радовала чудесная погода: приходилось очень много летать.

Аэродром расположен возле грунтовой дороги, обсаженной пирамидальными тополями. Вместе со штурмовиками базируются и истребители. Летчики первой эскадрильи отдыхают, разместившись под крылом самолета. Командир звена Кирток рассказывает, как они атаковали танковую колонну возле Бендер. Слушаю его и я.

Неожиданно меня вызывают на КП. Вскоре я вернулся и объявил:

— Кобзев! Летим на разведку в район Кишинева.

На моем счету уже было свыше 123 боевых вылетов, я участвовал в 28 воздушных боях и лично сбил 3 самолета противника и 6 самолетов уничтожил на аэродромах, разбомбил шесть вражеских эшелонов, уничтожил и повредил около 30 танков и бронетранспортеров, разбил четыре моста и уничтожил свыше 500 фашистов. Я был награжден орденами Красного Знамени, Красной Звезды, Отечественной войны I степени, орденом Славы III степени и медалями…