Дженнифер Бернс - Айн Рэнд. Эгоизм для победителей [litres]

В 1953 г., вслед за свадьбой Нейтана и Барбары, Рэнд продолжила отдаляться от либертарианского сообщества. На свадьбе Рэнд была подружкой невесты, а Фрэнк – шафером. Рэнд сделала много, чтобы укрепить этот союз. Ещё в Калифорнии Барбара Вайдман призналась Рэнд в своей неуверенности по поводу их отношений, но обнаружила, что её старшая подруга не может понять её нерешительности. Нейтан определённо был исключительным молодым человеком с непревзойдённым умом. Барбара восхищалась им и разделяла его взгляды. По мнению Рэнд, у них было всё необходимое для удачных отношений. Барбара последовала совету Рэнд вопреки своим инстинктам. Решение Нейтана и Барбары впоследствии изменить свои фамилии на Брэнден символизировало новую силу растущего круга сторонников Рэнд. Фамилия Брэнден звучала хлёстко, в ней читалось нечто арийское, а ещё в составе слова была выбранная Рэнд фамилия [322]. Как и для молодой Алисы, символизм был очевиден и сейчас. Барбара и Нейтан переродились не только как муж и жена, но и как пара, открыто верная Рэнд.

После свадьбы Брэндены и «Коллектив» стали ядром светской жизни Рэнд, откуда были исключены все остальные. Днём Рэнд изолировалась от общества ради работы над «Атлантом», а вечером была готова пообщаться, преимущественно о книге. Настоящим событием были субботние вечера; вне зависимости от того, насколько сильно она была занята работой над романом, Рэнд никогда не отменяла собрания. «Коллектив» собирался в её квартире на Тридцать шестой улице, в небольшом темноватом пространстве «плохо пахло сигаретным дымом» и всё было в шерсти от персидских кошек О’Конноров [323]. Квартира эта не могла сравниться с великолепным Чатсвортским поместьем, но Рэнд очень нравилось, что из окна её кабинета был виден Эмпайр-стейт-билдинг. Квартира была заставлена мебелью в модернистском стиле и её любимых тонах, сине-зелёных. На каждом углу стояли пепельницы. Когда Рэнд завершала работу над очередной главой, наступал вечер чтения, и «Коллектив» погружался в молчание, изучая её черновики. В других случаях было принято разговаривать о философии.

На этих вечерних собраниях Рэнд рассказывала «Коллективу» об основах своей философии. Больше не желая прославлять индивидуализм с помощью художественных произведений, она теперь понимала: «Моя основная задача в том, чтобы сформулировать рациональную концепцию нравственности о человеке и для человека, о его жизни и для его жизни, а также о жизни и для жизни на земле» [324]. Объективизм, именно так она вскоре будет называть свои идеи, представлял собой оригинальный синтез её этичного эгоизма и аристотелевской рациональности, интерес к которой у Рэнд пробудился по завершении «Источника». Связав всё вместе, Рэнд смогла утверждать, что доказала валидность своей системы морали с рациональной точки зрения. По её словам, в отличие от других философских систем, в основе объективистской нравственности не было теологических представлений, а находилось лишь логически доказуемое понимание того, чем является жизнь человека на земле. По сути, объективизм был встречным аргументом Рэнд против скепсиса и релятивизма, характерных для американской интеллигенции со времён расцвета научного натурализма [325]. Что выделяло объективизм, так это амбициозность. Вместо того чтобы просто восстановить идею объективной и универсальной правды, что пытались делать другие мыслители, придерживавшиеся новой аристотелевской школы, Рэнд одновременно с этим попыталась поддержать противоречивую переоценку ценностей, которая шла вразрез с основными учениями западной религии и этики.

Масштаб намерений Рэнд поражал её сторонников, считавших её мыслителем мирового уровня. В её идеях они видели «круглую вселенную», абсолютно понятный, логичный мир. Стремление Рэнд к разумным обоснованиям привело её к мысли о том, что парадоксов и противоречий просто не бывает. Мысль, по её мнению, была переходом от абстрактной точки к конкретным объектам и событиям: «Этот цикл нельзя прервать; какая-либо его часть может иметь значение, только когда он завершён» [326]. Отсюда выходит, что исходная точка и вывод никогда не смогут друг с другом столкнуться, если только не был задействован процесс иррационального мышления. Кроме того, Рэнд утверждала, что эмоции не могут противоречить мыслям. Эмоции исходят от мыслей, а если они противоречат реальности, значит, мысль, лежащая в их основе, была иррациональной и её нужно изменить. Даже артистические и сексуальные предпочтения исходят из базовых философских условий, как говорила Рэнд «Коллективу».

Всё это входило в единую систему. Человек – рациональное существо, использующее свой разум на благо собственного выживания. Способность к рациональному мышлению для должного функционирования требует независимости и индивидуальности, поэтому для рационального человека будет являться адекватной этика эгоизма. С этой точки зрения можно рассматривать любой моральный или этический вопрос. Действовал ли человек независимо? Были ли его действия продиктованы разумом и соответствуют ли они его замыслу? Рэнд утверждала, что это и было определением блага. Философия Рэнд ещё сильнее привязала «Коллектив» к ней, даже больше, чем её художественные произведения и возможность познакомиться с известным автором. В их глазах она была несравненным гением. По субботним вечерам они спорили и обсуждали различные тонкости, но ни разу не ставили её основные тезисы под сомнение. Рэнд никогда не уставала от таких марафонных обсуждений, которые часто продолжались до первых лучей солнца. «Коллектив» восхищался тем, как возможность поговорить о философии оживляла её даже после долгого дня, проведённого за работой над книгой. Но очевидного никто не замечал. Чтобы быть с молодыми последователями на одной волне, она пичкала себя амфетаминами [327].

Фрэнк, который всегда был рядом, играл роль молчаливого возлюбленного, красивой декоративной фигуры. Когда дело близилось к вечеру, Фрэнк подавал кофе и сладости, но не вступал в дискуссию и иногда мирно дремал в кресле. Переезд в Нью-Йорк совсем не пошёл Фрэнку на пользу. Он предпринял робкую попытку продать цветы для украшения холлов зданий и даже напечатал визитки, на которых значилось «Франциско, специалист по холлам». Однако без собственной земли и оранжереи дело в гору не пошло, и вскоре он перестал им заниматься. Чтобы объяснить поведение Фрэнка, Рэнд вновь обратилась к своей художественной деятельности и сказала «Коллективу»: «Он бастует». Она всё так же ценила их связь и всегда представлялась как «миссис О’Коннор». Когда их графики не соприкасались и она допоздна сидела за книгой, то оставляла по всей квартире милые записки, адресованные «Уютному» от «Пушинки». Рэнд ликовала, когда он предложил назвать одну из глав книги «Атлант расправил плечи», а потому гордо объявляла всем гостям о том, что Фрэнк придумал название для книги. Этого, впрочем, было недостаточно для того, чтобы замаскировать несоответствие Фрэнка активным героям, которых почитала Рэнд. Тем не менее «Коллектив» знал, что его роль в жизни Рэнд не может быть подвергнута сомнению. Фрэнк был вне рейтинга «Коллектива» [328].