Тиффани Дженкинс - Чистый кайф. Я отчаянно пыталась сбежать из этого мира, но выбрала жизнь

– Можете сидеть здесь и плакать, а можете пойти со мной. Вам решать.

Я вприпрыжку поскакала за ним к двери.

– Нет, только никаких скачков, – покачал он головой, поднимая руку.

– Нет, я понимаю, вы правы… Простите.

Надев на меня наручники, он двинулся в сторону общего блока. Нажал кнопку на своей рации и сказал:

– Один входящий, медблок.

Я не поняла. Это он обо мне говорит? Должно быть, он почувствовал мой взгляд, потому что повернулся ко мне:

– Вначале мы должны отвести вас к врачу, ваша рука очень плохо выглядит. Возможно, врач захочет провести обследование, прежде чем вернуть вас в общий блок, просто чтобы удостовериться, что вы не начнете снова вредить себе или еще кому-нибудь.

– О…

В этом определенно был смысл. Я даже не разозлилась. Я была благодарна за то, что меня выпустили из этого подземелья. Мы подошли к двери медблока, и, дожидаясь, пока она откроется, офицер повернулся ко мне с выражением сожаления на лице:

– Мне, право, очень жаль, что с вами такое случилось. Я планирую кое с кем поговорить, чтобы выяснить, в чем дело. Возможно, произошло какое-то недоразумение.

Ага, именно так!

Дверь медблока отворилась, и он подвел меня к камере номер семь.

– Берегите себя, – сказал он, запуская меня внутрь.

– Спасибо, постараюсь, – ответила я, улыбаясь ему, пока он закрывал за мной дверь. Повернулась, чтобы осмотреть свою новую камеру, и с удивлением увидела в ней еще одну заключенную. Я так давно не видела живой души, что испытала облегчение при мысли, что мне будет с кем поговорить.

Соседка спала на койке в уголке, и мне не хотелось ее будить, поэтому я на цыпочках подошла к койке напротив и тихонько улеглась. Повернула голову, чтобы посмотреть, кого мне бог послал в товарищи, и стоило моему взгляду упасть на ее лицо, как я мгновенно зажала себе рот, чтобы не вскрикнуть.

Гребаная Дэниелс.

Я не могла не рассмеяться про себя, честное слово! Вот надо же, чтобы из всех мест этой тюрьмы, куда могли меня засунуть, я оказалась запертой в одном закутке со своей главной врагиней!

Я с минуту смотрела на ее безмятежное лицо, отмечая, какой милой и спокойной она кажется, когда спит. Однако я понимала, что стоит ей открыть глаза, как это будет совсем другая история.

Вот и что мне, блин, делать? Она проснется и превратится в тасманского дьявола. И полетят клочки по закоулочкам . Я могла бы сейчас выбить из нее дерьмо, пользуясь своим преимуществом. Могла бы измолотить ее спящую, и к тому моменту как она очухалась бы и поняла, что происходит, было бы слишком поздно. Прибежали бы охранники и развели нас по разным камерам.

Хотя нет, они снова сунули бы меня в карцер. Пусть лучше тогда она проснется и убьет меня. Еще я могла бы свернуть цветочек из туалетной бумаги и, когда Дэниелс продерет глаза, улыбнуться, протянуть его ей и, такая вся: «Давай дружить?» А еще можно было бы просто спрятаться под одеялом и притвориться мертвой. В смысле разумный выход был только один.

Я натянула одеяло на голову и тут же поняла, насколько это глупая идея. Мало того что дышать под ним было просто невозможно, так я еще и втянула в нос ворс и чужие лобковые волосы.

Да на хер! Не буду прятаться, я этой девице ничего не сделала. Она заехала мне в челюсть на ровном месте, а все, что сделала в отместку я, – это стукнула ее гребаной подушкой. Нет, хватит строить из себя паиньку. Не хватало еще дергаться из-за этой мелкой собачонки.

Я встала с койки и подошла к Дэниелс. Торопливо протянула руку, не давая себе возможности передумать, и похлопала ее по плечу. Она начала было ворочаться, но натянула одеяло на голову и снова засопела.

Дерьмо! Сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди.

Я похлопала ее снова. На сей раз она неразборчиво выругалась из-под своего укрытия:

– Пошел на хер, приятель!

Я так нервничала, что у меня дрожали руки, но я уже не могла просто сидеть и переживать из-за того, что может случиться дальше. Пусть бы что-то уже случилось! Если драке быть, так пускай начнется и закончится.

– Эй, Дэниелс! Проснись. Это я, Джонсон, – сказала я, отступая на шаг назад, на случай, если она сразу взовьется с койки с занесенным кулаком.

– К черту, этого, блин, быть не может, – пробормотала она.

– Ага, я тоже так думала.

Она начала смеяться. Буквально – смеяться! Сомневаюсь, что ситуация реально показалась ей смешной. Да и на смех серийного убийцы перед тем, как содрать кожу с лица очередной жертвы и сшить из нее шляпку, это тоже не походило.

– Ну, в общем, так, – начала я. – Я тут подумала, что мы могли бы… э-э, просто решить этот вопрос раз и навсегда, раз уж мы обе здесь застряли. Я не хочу, чтобы меня без предупреждения лупасили во сне, это ясно?

Она села прямо – в смысле с совершенно прямой спиной. Вот только что лежала с головой под одеялом – и уже сидит! Словно я пробудила от дремоты вампира.

Дэниелс содрала с себя одеяло и покосилась на меня припухшими со сна глазами.

– Ладно, ну, и чего тебе надо-то? – проговорила она, вроде бы не демонстрируя желания вскакивать. Хороший знак.

– Ну, а тебе… чего надо? – огрызнулась я. Как-то у меня не очень с ответными репликами.

Она чуть наклонила голову и посмотрела на меня. В выражении ее лица не было угрозы, оно было… усталым.

– Хочешь услышать? Ладно. Вот что. Я буду говорить прямо, учти. Ты – причина, по которой мой двухлетний сын больше никогда не увидит своего папочку. Ты взяла и, сука, настучала на папочку моего малыша, и теперь он смылся – бог знает куда, но куда-то смылся. Потому что гребаная полиция его ищет – из-за тебя.

Она перевела взгляд на свои ноги, тряхнула головой, потом снова посмотрела на меня. В ее глазах стояли слезы. Она старалась не дрожать подбородком и отвернулась, пытаясь скрыть влажные дорожки, протянувшиеся по щекам.

Проклятье!

Мои мышцы немного расслабились, на душе стало тяжело. Хотя, строго говоря, я не заставляла этого чувака покупать оружие, отчасти ответственность за тот факт, что бедный малыш не будет знать своего отца, лежит на мне. Потому что, когда полиция наконец отловит Лазаруса, его упрячут в тюрьму очень и очень надолго.

Я подумала об этом маленьком мальчике, и ком подкатил к горлу.

Поступки, которые я совершала, когда сидела на наркоте, влияли не только на меня, моих жертв или родственников; они сказались на целой семье, о чьем существовании я и не подозревала.

– А знаешь, что самое ужасное? – продолжила она, глядя мимо меня, в стену.

Бр-р-р, неужели есть что-то еще хуже?

Она повернулась ко мне лицом, икая и давя рыдания:

– Я на пятом месяце беременности, и его не будет рядом, чтобы заботиться о дочери. Он не будет присутствовать при родах, не будет покупать подгузники, не будет помогать. Мне придется заниматься всем этим дерьмом одной. Из-за тебя. Так что – да, ты мне не нравишься. На самом деле я ненавижу твою гребаную задницу, но драться с тобой не буду. У меня есть проблемы и посерьезнее. А теперь, если ты не против, я хотела бы, бля, наконец поспать.