Александр Черваков - Две стороны. Часть 3. Чечня

Как-то раз на охоте солдаты подстрелили корсака – маленькую степную лисицу рыжевато-серого цвета. Мясо лисы есть побрезговали, а хвост отрезали и подарили Щербакову. Александр, вспомнив художественный фильм «Блокпост» про первую чеченскую, где один из главных героев носил похожий лисий хвост, прикрепленный к его каске, решил сделать аналогичным образом. Лейтенант высушил хвост над печкой и пришил его к своей камуфлированной вязаной шапке. Но ходить с хвостом было неудобно, поэтому Щербаков отпорол его и прикрепил на ствол танкового НСВТ.

На одной из такой охот солдаты застрелили собаку, у которой оказалось трое щенков. Собаку съели, а щенков раздали по мотострелковым отделениям. Собакам, привязавшимся к батальону еще с Дагестана или позже в Чечне, давали соответствующие клички – Хаттаб, Ваххабит. Щенка, названного «в честь» Дудаева Джохаром, экипаж 157-го взял себе. Маленький кобель Джохар быстро привязался к новым «родителям» и всё время следовал за танкистами. Если отправлялись за дровами, щенок просился на танк и устраивался поудобнее на башне среди коробок КДЗ.

От нечего делать, на танке поехали смотреть ближайший факел. Из земли с рёвом вырывалась горящая смесь газа и нефти, устремляясь в небо черными клубами. Нестерпимый жар не давал подойти близко. Факел на десяток метров окружала выжженная земля, на границах её торчали пучки ярко-зеленой травы, словно давно наступила весна, а дальше в полях и на склонах хребта белел снег. Сделали фото «на память» и вернулись назад.

Однажды ночью пришлось тащить в расположение штаба 2 МСБ заглохший МТЛБ замкомандира батальона, приезжавшего с проверкой на хребет. МТЛБ сломался перед самой Первомайкой, и оттуда за танком пришёл солдат-механик, в то время как ЗКБ майор Резаков сидел на охране тягача. Солдата на позицию горными тропами привел какой-то старик-чеченец, что наделало немало переполоху, когда дед неожиданно появился у землянки. В результате перепуганного наставленными автоматами чеченца отпустили восвояси, а с солдатом поехали за МТЛБ. Тягач зацепили и при свете фар потащили через половину Грозного по Старопромысловскому шоссе.

В городе ни огня, даже редкие блокпосты пустые, по крайней мере танк с болтающимся сзади на тросах МТЛБ никто не останавливал. Щербаков высунул голову из люка, стараясь не пропустить нужный поворот, до которого оставалось еще больше десяти километров. В угольно-черном небе тысячи звёзд и белёсая лента Млечного пути. Часам к одиннадцати вечера доехали до штаба батальона, отцепили сломанный тягач и поехали тем же путём обратно – по хребту не рискнули, так как боялись заблудиться. Щербаков щелкал каналы радиостанции, надеясь услышать чьи-нибудь переговоры, как вдруг в наушниках зазвучала песня популярной на тот момент группы. Оказалось, что кто-то из солдат ВВ, имеющий допуск к радиостанции, вообразил себя «диджеем» и устроил дискотеку для всех, кто находился на этой частоте внутренних войск. В перерывах между песнями «диджей» шутил и передавал приветы от своих сослуживцев. Александр ехал в танке по темному ночному Грозному, а в наушниках шлемофона играла никак не подходящая для этой тревожной обстановки весёлая музыка.

Конец февраля. Голубое небо с редкими облачками, солнце светит по-весеннему, днём уже можно не надевать зимний комбинезон. Кое-где лезет первая трава, грязный снег остался только в ложбинах, и повсюду журчат ручьи.

– У отца сегодня день рождения, – сидя после обеда на сухом пригорке, задумчиво сказал Щербаков. – И считай сорок дней, как наши погибли. Даже выпить за его здоровье нечего и пацанов помянуть.

– Чаем помянем, – сказал Сан Саныч, – у меня заначка осталась, сейчас заварю. Кстати, завтра 29 февраля, год-то високосный…

Когда лейтенант Абдулов, недавно закончивший Казанское танковое училище, прибыл служить командиром взвода в танковый батальон, первое, о чем Олегу сказал его комбат капитан Ломов, это кого лучше придерживаться и с какими офицерами стоит общаться в батальоне, а от кого держаться подальше. В качестве отрицательного примера Ломов привёл старшего лейтенанта Ржавчина из третьей учебной танковой роты. Ну сказал и сказал. Вскоре офицеры третьей роты приехали с полигона в расположение батальона. Абдулов, проходя мимо их каптёрки, услышал звуки веселья и заглянул в приоткрытую дверь. За столом с парой бутылок водки и закуской сидели несколько лейтенантов. Во главе стола возвышался огромный рыжий старлей, являвшийся, судя по всему, заводилой компании. «Чё стоишь, заходи! – гаркнул старший лейтенант Абдулову. – Ты с какой роты?»

Познакомились, выпили, продолжили. Старлей оказался тем самым Ржавчиным. В разговоре выяснилось, что он, как и Олег, закончил Казанское танковое. Офицеры сидели за столом, шутили, рассказывали смешные жизненные истории, а Абдулов всё пытался вспомнить, отчего лицо Ржавчина ему так знакомо. Постепенно воспоминания всплыли в памяти Олега, и он тоже рассказал историю, произошедшую с ним в военном училище. По ходу его повествования гоготали все, кроме одного офицера.

Будучи еще курсантом, Олег Абдулов заступил в суточный наряд помощником дежурного по училищу. Стояла зима, весь день валил снег, и к вечеру началась метель. Ближе к полуночи Абдулов вместе с дежурным отправились на ночную проверку караула. Они шли по заметаемой позёмкой асфальтовой дорожке, слева белел занесенный снегом плац.

– Абдулов, а ну-ка, глянь, что это за черное пятно на плацу, – остановившись, сказал дежурный.

– Да это асфальт еще не успело снегом замести, товарищ полковник.

– Давай иди, посмотри! – дежурный повысил голос.

Абдулов не хотел лезть по глубокому снегу в тонкой осенней обуви, но пришлось. Увязая в холодных сугробах по щиколотку и несколько раз потеряв ботинки в снегу, Олег добрался до пятна в центре плаца, оказавшегося здоровым курсантом, лежащим ниц в одном сапоге. На другой ноге ни сапога, ни портянки не было. Курсант лежал в полной отключке, и от него за версту разило перегаром. Исходя из повседневной формы одежды, можно было предположить, что курсант в пьяном состоянии пытался вернуться из самоволки в роту и хотел срезать путь через плац, но, увязая в глубоких сугробах, сначала потерял сапог, а потом силы вовсе оставили его и он рухнул аккурат посреди плаца.

– Товарищ полковник, его в госпиталь надо! Он, наверное, обморозился весь, – сказал Абдулов подоспевшему дежурному.

– Какой нафиг госпиталь! С меня же голову снимут, что это в наше дежурство приключилось! Надо его в роту тащить. С какой он роты?

– Не знаю.

– Ладно, потащили. Там разберёмся.

Тяжеленного курсанта подхватили под мышки и поволокли. Его ноги, одна в сапоге, другая с синими пальцами, оставляли в снегу две глубокие борозды. По дороге он икал, брыкался и бубнил что-то нечленораздельное. По документам, обнаруженным в нагрудном кармане, выяснили, что это курсант 4-го курса Дмитрий Ржавчин из пятой роты.