Дэвид Шефф - Красивый мальчик. Правдивая история отца, который боролся за сына [litres]

Карен заплакала.

– Кто сейчас президент Соединенных Штатов?

Я беспомощно смотрел на него.

– Передайте, пожалуйста, моему редактору, что мой чемодан сломан. Скажите, что замки не работают.

– Чемодан?

– Да, замки не работают. Чемодан сломан.

– Хорошо. Я скажу ему.

Сломанный чемодан, мой мозг. Со всем его содержимым – тем, что составляет мое «я». Я не помнил своего имени. Я не знал, где нахожусь. Я не помнил его номер телефона, цифры высыпались из чемодана с шумом и в полном беспорядке, как опрокинутый контейнер с детальками «Лего» или коллекцией мелких ракушек, которые Ник собирал на пляже Чайна-Бич, когда ему было… четыре? Они высыпались, потому что сломался замок.

Мой сын в опасности. Я не мог забыть этого даже сейчас, когда мой мозг залит токсичной кровью.

Ник.

– Как вас зовут?

Опять эта медсестра.

– Вы можете позвонить моему сыну?

– Какой у него номер?

– Три один.

– А дальше?

– Не знаю.

Медсестра сделала мне укол седативного и болеутоляющего. Теплая волна охватила пальцы ног, поднялась по ногам и начала заполнять живот, грудь, плечи, руки, потом по задней стороне шеи тепло проникло в мою поврежденную голову, успокаивая меня.

Сон, похожий на смерть, тянул меня куда-то вниз, как тело мертвого человека с привязанным к ногам грузом, которого бросили в бездонное озеро, и я падал, падал, падал. И даже сейчас напрягал свой больной мозг: «Какие цифры идут после тройки-единицы-ноля?»

У меня была отдельная палата, но никакого личного пространства. Дверь нараспашку. Свет круглые сутки. Пару раз я просил Карен или медсестру открыть окно, чтобы подышать свежим воздухом, но потом мне стало очень холодно. Сестра Карен заходила, когда у нее выдавалась свободная минутка между обходами в других палатах. Мне становилось лучше, когда она была рядом.

И конечно, мое состояние улучшалось, когда приходила Карен. Она сидела на моей кровати под неоновыми трубками дневного света в пластиковых плафонах под квадратными белыми потолочными панелями с целым созвездием крохотных отверстий. Она сидела со мной и читала мне, и я засыпал. Она успевала заниматься детьми и другими делами, но я хотел, чтобы она была здесь, со мной. Когда она была рядом, все остальное отступало – беспокойство, страх. Лежа со мной на кровати, Карен держала меня за руку, и мы смотрели единственный телевизионный канал, который я мог терпеть, единственный сюжет, который я был в состоянии воспринимать, – трансляция неменяющегося изображения горы.

Я пропустил детский выпускной. Я пропустил день рождения Дэйзи.

Друг за другом врачи задавали мне одни и те же вопросы. Как ваше имя? Какое сегодня число? Где вы находитесь? Кто президент? Они просили вытянуть руки ладонями вверх. Сколько у меня пальцев? Просили пошевелить пальцами ног. Надавите на мою руку. Теперь надавите ногами.

Без конца делали анализы и исследования. Они обнаружили, что у меня не было аневризмы. Оказывается, десять процентов пациентов, поступающих в больницу с субарахноидальным кровоизлиянием, не имеют аневризмы.

Еще анализы и исследования.

Сегодня я смог ответить на вопросы лечащего доктора.

Дэвид Шефф.

Одиннадцатое июня 2005 года.

В медицинском центре в Сан-Франциско.

Меня бросало в крайности: то я чувствовал себя крайней невезучим – как я умудрился сюда попасть? – то самым удачливым человеком на свете. Как бы в подтверждение последнего мне сказали, что я достаточно окреп, чтобы начать потихоньку двигаться. Я пытался ходить. Меня шатало. С помощью медсестры я, еле передвигая ноги, вышел из палаты и поплелся по однообразному желтому коридору, освещенному неоновыми лампами, мимо таблички с надписью «Ваша безопасность – наша задача». Я заглядывал в открытые двери других палат. Один мужчина лежал без сознания на больничной кровати. На его обритой голове были видны шрамы, как швы на футбольном мяче. Еще один мужчина сидел на кровати и что-то бессвязно бормотал. Женщина без сознания, потом мужчины с почерневшими глазницами, как будто им выкололи глаза.

Во время своих прогулок я видел больных и искалеченных, испуганных и беспомощных, борющихся за свою жизнь. Около отделения интенсивной терапии есть окно, выходящее на Сан-Франциско. Из него видно новое, скрученное, одетое в медь здание Музея де Янга в парке «Золотые ворота», ряды викторианских и блочных многоквартирных домов. Я смотрел на них, а потом снова вглядывался в лица людей, проходящих мимо меня в коридоре: дрожащий согбенный призрак с соломенного цвета волосами, вцепившийся белыми скрюченными пальцами в металлические ходунки, иссохшая женщина с застывшим взглядом – на каталке, которую вез санитар.

Джаспер и Дэйзи навещали меня. С их приходом палата будто наполнялась живым светом. Я успокаивал их. Со мной все будет хорошо. Они карабкались на мою кровать. Мои реакции еще были ограниченными, и я боялся, что это их пугает, но мне ничего другого не оставалось, как сказать им, что я их люблю. Мне казалось, что им будет лучше, если они будут навещать меня, видеть, что со мной все в порядке, но, возможно это была не самая разумная идея.

Ник звонил.

У него все хорошо.

Ник разговаривал с Карен каждый день с тех пор, как я попал в больницу. Он шутил по поводу дырки в моей голове. Говорил, что собирается приехать и навестить меня.

У Ника все нормально.

Через две недели Карен забрала меня домой. С моей постели через стеклянные двери комнаты я видел сад. Меня поражала насыщенность цвета, зелень каждого листика, стебля, иголочки кипариса. И мягкий белый цвет. Гортензии. Солнечный желтый. Розы. Лаванда. Фиалки, растущие из трещин на каменных ступеньках. Я видел, как маленькая птичка с фиолетовым оперением чистит клювом перышки и топорщит крылышки в купальне для птиц.

Я ел спелые персики. Это единственное, что мне хотелось есть.

Б о льшую часть времени я спал, но иногда играл с Джаспером в «сумасшедшие восьмерки» и в монетки. А Дэйзи мне читала. Каждый день. Я общался с Ником по телефону. Мы с Карен лежали рядом на кровати, она читала The Times, а я пытался прочитать одно предложение в журнале. Наконец мне удалось прочитать краткий обзор в «Нью-Йоркере». Когда я одолел рубрику «Городские сплетни», я почувствовал себя так, будто получил степень доктора философии.

Мы с Карен держались за руки. Меня переполняло ощущение чего-то неуловимого, чистого и прекрасного, что возникало сейчас между нами.

Мы вместе гуляли по саду.

– Ник звонил. Через пару часов он будет здесь. Как ты относишься к встрече с ним?

– Жду не дождусь.

Ник вошел в дом, его встретил лай Брута и крики набросившихся на него Дэйзи и Джаспера. Я слышал их из своей комнаты.