Дэвид Шефф - Красивый мальчик. Правдивая история отца, который боролся за сына [litres]

Дети качались на качелях в гостиной.

– Наденьте обувь, – сердилась Нэнси. – Занозите ноги.

После обильной еды – из жаркого с йоркширским пудингом, гороха и запеченного картофеля – мы решили остаться на ночь, чтобы не ехать обратно в Инвернесс. Дети занялись домашними заданиями. Дэйзи зубрила таблицу умножения и училась правильно писать такие слова, как «буревестник». Джаспер писал доклад о книге «Дающий». Потом они читали. Позже мы собрались вчетвером в спальне внизу, и Карен читала вслух. Мы узнали нечто новое о Гарри Поттере.

Дамблдор говорит Гарри: «Если снять боль на некоторое время, потом, когда ты ее почувствуешь вновь, тебе будет еще хуже».

А потом мы дошли до следующего абзаца.

«В общем, искушение выпить еще глоток зелья “Феликс Фелицис” день ото дня становилось все сильнее, ведь это был такой подходящий случай, чтобы, как выразилась Гермиона, подправить сложившиеся обстоятельства».

В конце концов Гарри выпивает зелье удачи.

«– Что ты чувствуешь? – прошептала Гермиона.

Гарри какое-то время молчал. Потом медленно, но верно его заполнило радостное чувство всемогущества; ему казалось, что он мог бы сделать все, все что угодно…

Он встал, улыбаясь, излучая необыкновенную уверенность в своих силах.

– Превосходно, – сказал он. – Просто превосходно…»

Дети крепко спали.

Мы с Карен поднялись по узкой лестнице на третий этаж в угловую спальню, где гуляли сквозняки, а из окон были видны деревья, поскрипывающие на ветру, как кресло-качалка. Я проверил свой автоответчик в Инвернессе. И услышал ломкий, прерывающийся голос Ника.

Он плакал.

Нет. Почему?

– Пожалуйста, перезвони мне, – просил он.

Я посмотрел на время звонка. Он звонил три часа назад.

Ник ответил на второй звонок.

Его голос звучал неразборчиво, язык заплетался.

– Я хочу рассказать тебе, что происходит. Я хочу сказать правду. Три дня назад мы были на вечеринке. З. нюхала кокаин. И попросила составить ей компанию. И я согласился. Я не мог позволить ей вырубиться в одиночку.

З. – та девушка, которая когда-то разбила его сердце после короткого периода общения. Перед тем, как он сорвался в прошлый раз. Они опять были вместе, он переехал из своей квартиры к ней.

– Ник! Нет!

– С тех пор мы все время под кайфом. Спидбол и метамфетамин.

Спидбол – это таблетки из смеси героина и кокаина.

– Сейчас я принял снотворное, чтобы успокоиться. Знаю, я опять облажался. Я хочу остановиться.

Я сказал Нику единственное, что мог сказать, то, что он наверняка не готов был услышать.

– Ты знаешь, кому нужно звонить. Обратись за помощью. Пока не стало слишком поздно. Вы с З. оба нуждаетесь в помощи. Вы не можете быть вместе, пока не будете здоровы и не завяжете.

Он отключился.

Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет.

Что случилось на этот раз? Ведь он держался уже почти два года. Специалисты считают, что на полное восстановление мозга наркомана может уйти как раз два года. Ник ни разу не дотягивал до этого срока.

Меня вновь охватила все та же привычная тревога: я представил все, что может с ним случиться. Но потом меня сморила жуткая усталость, и я заснул, а моя тревога забилась в недавно выгороженный укромный уголок в моем отремонтированном мозге. Возможно, в результате еще каких-то изменений, которые произошли со мной, пока я лежал в больнице, изменилась если не сила тревоги, то ее характер. Лежа в неврологическом отделении интенсивной терапии, я пришел к осознанию еще одной пугающей вещи: Ник, и не только он, но и Джаспер и Дэйзи, – все они переживут мою смерть. Конечно, они не останутся к ней безучастными, но выдержат и будут жить дальше. Возможно, из-за того, что дети так долго полностью зависят от родителей, мы забываем, что они могут и смогут выжить и без нас. Я, например, забыл. Но теперь через призму наркозависимости Ника я увидел, что от всех моих усилий и терзаний не зависит, выживет ли он. Однако мне пришлось оказаться на грани смерти, прежде чем я понял, что и его судьба, и судьба Джаспера и Дэйзи отделены от моей. Я могу попытаться защитить своих детей, помочь и направить на верный путь, я могу любить их, но я не могу спасти их. Ник, Джаспер и Дэйзи будут жить и когда-нибудь умрут – со мной или без меня.

Утром я задумался, рассказать детям о Нике или нет. В письме к учительнице Дэйзи написала: «Мой брат был курильщиком». Думаю, она так понимала употребление наркотиков. И она сказала: «Теперь все в полном порядке». Я хочу, чтобы хотя бы некоторое время для нее все оставалось в полном порядке.

Мне так хотелось закончить книгу письмом Ника, адресованным Джасперу. Оно бы послужило красивой вишенкой на торте, счастливым окончанием истории о борьбе нашей семьи с метамфетамином. Я мечтал, чтобы оно стало точкой отсчета новой жизни, жизни после выздоровления Ника от наркозависимости. Но нет. Очень легко забыть, что наркозависимость – болезнь неизлечимая. Это болезнь на всю жизнь, она может переходить в стадию ремиссии, которую можно контролировать, если человек сам предпринимает для этого поистине титанические усилия. Но все-таки она неизлечима.

Последний рецидив Ника – это бесспорное доказательство, как безжалостна эта болезнь. Это, конечно, не какое-то откровение, а просто еще одна итерация цикла. Все шло прекрасно. У него была девушка, поэтому нельзя винить в срыве его одиночество. Мы не можем винить работу, которая ему надоела, потому что он явно работал с удовольствием и любил своих коллег, считал их друзьями. У него был договор на книгу, он пробовал свои силы в качестве помощника редактора в журнале. Его кинообзоры послужили основой для серии интервью и подготовки обзора для журнала Wired. Но, возможно, самое главное – около него образовался тесный круг людей, которые очень дорожили друг другом.

И вот теперь в одночасье все это потеряло смысл.

Я знал, что наркозависимость не поддается обычной логике, но я продолжал цепляться за остатки веры в то, что такие привлекательные атрибуты жизни – любимая девушка, работа, деньги, крепкая дружба, желание поступать правильно по отношению к тем, кого любишь, – могут заставить зависимых выбрать трезвый путь и удержаться от срывов. Но нет, оказалось, что это тоже пустые ожидания.

Господи, пожалуйста, исцели Ника!

Когда я лежал в больнице, многие говорили мне, что молятся за меня, и я безмерно благодарен им. Сам я никогда не молился. Может быть, я не могу молиться, потому не привык. Я не знаю, как это делать, и я не могу представить себе того бога, которому нужно молиться. Но, как сказал Джон Леннон, «Бог – это понятие, которым мы мерим нашу боль, мерило наших мук и страданий». И снова я был поставлен перед фактом:

Ник опять на наркотиках,