Дэвид Шефф - Красивый мальчик. Правдивая история отца, который боролся за сына [litres]

– Привет, Ники!

– Ник!

Приветственные возгласы.

Лай.

К ним присоединилась Карен.

– Привет, мамасита!

– Здравствуй, Спутник!

– Здорово снова видеть тебя.

– И тебя.

– Как доехал?

– Быстро, все отлично.

– Ну и хорошо.

Потом я слышал их прежний обмен репликами.

– Ты расскажешь нам о Пи Джи?

– Конечно. А где отец?

В сопровождении детей и Карен Ник вошел ко мне в комнату. Мне хотелось поздороваться с ним как полагается. Я с трудом встал, и мы обнялись.

– Ну.

– Ну.

– Привет, пап.

– Привет, Ник.

– Рад тебя видеть.

– И я тебя тоже.

Днем я время от времени засыпал, Ник сидел рядом и держал меня за руку. Он привез свой велосипед, забросив его в багажник машины, которую недавно купил у своего товарища по обществу анонимных алкоголиков. Надев велосипедные шорты с мягкой задней частью, рубашку с логотипом «Моторолы», длинные носки и велосипедные туфли, которые крепятся к педалям, он отправился на велопрогулку. От дома он поехал вниз по дороге, затем повернул на запад и дальше двигался вдоль залива Томалес. Я представлял себе, как он едет мимо залива, где он когда-то играл, плавал на каяках, употреблял наркотики вместе с друзьями на пляжах, едет по берегу длинного залива, проезжает мимо ранчо и пляжа Эстеро, где мы занимались серфингом.

Вернувшись с прогулки, он заглянул ко мне.

– Я думал, мы тебя потеряем, – сказал он.

Я внимательно посмотрел на него.

– Вот это да. Мы с тобой поменялись ролями.

Я уже засыпал, когда Ник пошел в детскую, чтобы поиграть с Джаспером и Дэйзи. На следующий день – нам показалось, что время прошло слишком быстро, – ему нужно было возвращаться на работу. Вечером он уехал – снова на юг, в Лос-Анджелес.

Каждый день я чувствовал себя немного лучше, и это состояние длилось чуть дольше. На одном из медицинских сайтов в интернете я прочитал: «Многие пациенты с субарахноидальным кровотечением умирают по пути в больницу. Из тех, кто дотягивает до больницы, около 50 % умирают в течение месяца с начала лечения».

По утрам и перед наступлением темноты Карен уговаривала меня погулять с ней по саду. Я, хоть и со стонами и жалобами на слабость, шел с ней и доходил до ее студии, после чего возвращался в постель совсем без сил.

Я старался разобраться в том, что случилось и что произойдет в будущем. Я даже не знал, чего жду от будущего. Так или иначе, я хотел вернуться в свое нормальное состояние, к своей нормальной жизни. Но я не хотел возвращаться в то состояние, когда нормой была тревога за Ника.

Временами я впадал в панику при мысли о будущем. Иногда меня охватывали мучительные воспоминания о прошлом. Но сейчас с Джаспером и Дэйзи все было в порядке. Он отправился в лагерь на неделю. Она плавала по утрам, затем приходила домой. Читала мне книгу «С любовью, Руби Лавендер». Ник снова переехал, на сей раз в квартиру в Голливуде. Он был рад, что живет с друзьями. Сегодня утром он звонил по пути к Рэнди, чтобы проехаться вместе на велосипедах по побережью.

Мой мозг восстанавливался, и я все время прокручивал в голове моменты своего пребывания в больнице. Я никак не мог забыть то, что не сумел вспомнить телефон Ника. При этом меня снова поражал тот факт, что даже кровоизлияние в мозг не смогло вытеснить тревогу за него. Я вспоминал случаи, когда он исчезал, болтался на улицах бог знает где, когда я представлял себе, что мог бы стереть его из своей памяти, если бы мне сделали лоботомию, вечное сияние чистого разума, и я бы никогда больше не мучился из-за него. Теперь же я был благодарен за то, что у меня есть все это, даже тревога и страдания. Мне больше не требовалась лоботомия, я больше не хотел стирать воспоминания о нем. Я принял чувство тревоги как наиболее важную эмоцию, которую я испытал после кровоизлияния.

Некоторые люди могут просто выйти из игры, отказаться от своего ребенка. С их ребенком может произойти такое, с чем они не в состоянии смириться. Для одних это не та религия, для других – не та сексуальная ориентация, для третьих – наркозависимость. Они захлопывают перед ними дверь. Как в фильмах о мафии: «У меня больше нет сына. Он для меня умер». Но у меня есть сын, и для меня он никогда не умрет.

Я привык к постоянному чувству страха и тревоги и к периодически возникающей депрессии. Но я не наслаждаюсь ими, я просто не помню, каким я был до всех этих испытаний. Я приучил себя к тому, что радость мимолетна и что порой я могу проваливаться в темную бездну. Однако после того, как я долго прожил в этом состоянии, мне позволили – или я сам себе позволил? – выбраться из бездны, приоткрыть завесу над ней и благодаря остроте зрительных, слуховых и тактильных ощущений разглядеть слегка изменившийся мир, ставший немного более ярким, более красивым и живым. Я думаю обо всем этом со слезами на глазах. С одной стороны, неопределенность будущего. Возможность повторного кровоизлияния. Риск того, что мои дети погибнут в автомобильной аварии. Вероятность рецидива у Ника. Миллион других несчастий. С другой стороны, сострадание и любовь. По отношению к моим родителям и семье. К моим друзьям. К Карен. К моим детям. Хотя сейчас я чувствую себя более слабым и уязвимым, но зато лучше понимаю себя и то, что происходит вокруг.

Люди, которые пережили угрозу жизни, как я, говорят, что для них все стало намного яснее. Они переосмысливают прошлое, и к ним приходит новое понимание того, что важно, а что нет. Как правило, они говорят, что начинают больше, чем раньше, ценить близких и друзей. Те, кому посчастливилось выжить, говорят, что научились отбрасывать все лишнее и ненужное и жить настоящим. Правда, я не чувствовал, что мне все стало ясно. В некоторых отношениях все запуталось еще больше. Из-за обострившегося чувства собственной смертности я понял, что мне нужно еще о многом подумать. Да, я все так же был уверен, что мои близкие и друзья значат для меня больше, чем все остальное. В этом я и прежде никогда не сомневался. Я все так же был уверен, что нужно наслаждаться каждым моментом жизни – ценить то, что имеешь. Я все так же был убежден, что мне во многом повезло, главное – повезло, что я остался жив. Я прикоснулся к чуду как раз тогда, когда ощутил неумолимое течение времени. Мои дети росли, и это наполняло меня и грустью, и радостью, но больше всего ощущением неизбежности этого процесса.

Я стал чаще выбираться из дома и совершать долгие прогулки под таинственной сенью леса, в тишине и спокойствии. Я острее воспринимал цвета – все оттенки зеленого, бесконечное количество оттенков, побеги и почки на ветках деревьев, пока они еще не распустились. Я видел мелькнувшего в траве кролика, над головой кружили краснохвостые ястребы, большие голубые цапли и скопы. Неважно, есть Бог или нет, но эта неосязаемая и непостижимая сложность и красота окружающего мира была настолько совершенна, что воспринималась как чудо. Созвездие порывов и желаний, которое мы называем любовью, тоже казалось чудом. Чудо не отменяет существования зла, но я принимал его, чтобы участвовать в творящихся чудесах. Ник, теперь ты понимаешь, в чем твоя высшая сила?