Леонид Дроздов - Петр Машеров: падение вверх

В то время в белорусском литературном журнале «Полымя» вышла повесть Я. Брыля «Расчараванне» (позже он вынуждено переименовал ее в «Апошнюю сустрэчу»).

«Наверх поступило целых три сигнала о „разочаровании автора в советской власти“. Чуть позже, встретив Я. Брыля на улице, Петр Машеров, обаятельно улыбаясь, признался: „Слушай, я сначала твою новую вещь не понял, а посмотрел еще раз — неплохо!..“ Янка Брыль не нашелся, что ответить, хотя мог бы и съязвить: „Нужно позвонить в Ленинград и сказать об этом“. Ведь с критикой из отдела идеологии звонили уже неоднократно и на второй корректуре просили снять повесть с печати в журнале „Звезда“».

Правда, о «нелепом звонке из Минска» заведующий отделом прозы того журнала написал Янке Брылю уже после того, как Тимофей Горбунов из ЦК перешел работать в Академию наук. Так что Янка Брыль остался в замешательстве: «Вот и думай, кто из них (Машеров или Горбунов. — Примеч. Л. Д. ) распорядился сделать тот звонок…» Думается, наследил тут Машеров. Во-первых, на тот момент это входило в круг его обязанностей. Во-вторых, при встрече с писателем он сам поднял эту тему. Может, совесть заговорила. А может, решил продемонстрировать свои возможности: мол, будь внимателен, со мной нужно считаться, иначе публикаций тебе не видать.

Говорят, что Ленин понял роман Чернышевского «Что делать?» только после пятикратного прочтения. Возможно, Машеров немного кокетничал с Янкой Брылем, сообщая ему о том, что докопался до сути его повести со второго раза. Был ли это легкий намек на собственную гениальность? Проводил ли Машеров какие-либо параллели со своим учителем, великим вождем мирового пролетариата и гением из гениев? Этого нам не узнать. Мы лишь можем утверждать, что и у того и у другого было достаточно времени, чтобы читать и быть в курсе событий. Положение, знаете ли, обязывало.

Случай со скандальным снятием с печати уже сверстанной повести Янки Брыля ярко иллюстрирует характер принимаемых Петром Машеровым решений. А еще позволяет сделать вывод о том, что именно такого плана — цензорская — работа была ему по душе. В работе он придерживался излюбленного стиля коммунистов — запрещать и не пущать.

В этой истории важен и другой момент. В белорусском журнале повесть прошла, ее приняли в печать в российском издании. Однако правители БССР, боясь оскандалиться в пределах страны, принимают перестраховочное решение. Ведь на белорусском повесть прочитают немногие, а в переводе на русский — миллионы. Могут быть нежелательные последствия, причем не только для самого писателя, но и для руководства республики. Потому что не доглядели. А за это кому-то придется ответить персонально. Машеров быть таким ответчиком явно не хотел.

К лету 1959 года Машеров был практически здоров и выполнял свою идеологическую работу в полном объеме. Как вы помните, после скандального выступления в 1958 году на одном из пленумов Брестского обкома здоровье Машерова улучшилось — этому способствовало лечение и отдых в Беловежской пуще. Но улучшилось ненадолго. У него стали появляться симптомы заболевания с весьма экзотическим названием — арахноидит. Проще говоря, это воспаление паутинной оболочки головного мозга. Поначалу болезнь протекала незаметно, и Машеров о ней никому не говорил даже жене. Но однажды он пришел домой и поделился с Полиной Андреевной: «Понимаешь, входит ко мне в кабинет человек, а я его вижу перевернутым, вниз головой». Первого мая он стоял на трибуне на Центральной площади (площадь Независимости) Минска и люди проходили перед ним тоже вверх ногами. Это был какой-то кошмарный сон. Ему хотелось проснуться, освободиться от навязчивых видений, но они не проходили. Требовалось врачебное вмешательство. А это означало, что врачи о его недомогании донесут в КГБ, а КГБ доложит о состоянии Машерова на самый верх, и хорошо, если только в Минск, а не сразу в Москву. Тогда удержаться у власти будет не просто. В сорок лет потерять все: положение, звездный статус, власть, — как с этим можно смириться?

Вскоре Машеров уехал на очередную сессию Верховного Совета СССР пятого созыва (он был депутатом Верховного Совета не только в БССР, но и на союзном уровне). В поездке в Москву в этот раз его сопровождала жена. Наученная горьким опытом, она не решилась в этой ситуации отпустить его одного. В конце концов, у них две дочери, которых нужно поставить на ноги, выучить, выдать замуж. Полина Андреевна была серьезно напугана и настояла на лечении. Стрессов ей и без того хватало. И чаще всего их причиной был дорогой партизанский командир Петр Миронович. К большой радости жены, и в этот раз врачи его выходили [294] Антонович С. Петр Машеров. Жизнь. Судьба. Память. Минск: Юнацтва, 1998. С. 31. .

В декабре 1962 года Машеров стал вторым секретарем ЦК КПБ. На эту дату указывают сразу несколько источников [295] Иоффе Э. Г. Указ. соч. С. 136; Пронько О. М. Указ. соч. С. 171; Навечно в сердце народном. 3-е изд. Минск: Изд-во «Белорусская советская энциклопедия» имени П. Бровки, 1984. С. 346; Беларуская Энцыклапедыя ў 18 т. Мінск: Беларуская энцыклапедыя, 2000. Т. 10. С. 241. (как мемуарного, так и справочного характера), поэтому сомневаться в ней нет оснований. Со вступлением в должность политический вес Машерова еще больше вырос. Де-факто в иерархии республики он занимал где-то четвертую ступеньку (вторым официальным лицом в БССР по должности считался председатель Президиума Верховного Совета, третьим — председатель Совета Министров). В сферу действия второго секретаря ЦК КПБ входила идеология, образование, культура, наука, творческие союзы, цензура. По сути, секретарь по идеологии был главным цензором. Он решал, что можно, а чего нельзя, о чем говорить в СМИ, а о чем промолчать, что писать, а на что наложить запрет.

После этого назначения Машеров сразу же переехал в шестикомнатную квартиру по улице Красноармейской, 13. Раньше в ней, судя по всему, некоторое время жил Кирилл Мазуров. По крайней мере на такое квартирное правопреемство указывает старшая дочь Петра Машерова.

Это был, как утверждают знатоки, самый элитный дом Минска в 60–70-х годах прошлого века и первый номенклатурный дом постсталинской эпохи. В небольшом четырехэтажном здании, расположенном в глубине сквера, Машеров был официально прописан с 1966-го по 1980 год. В доме три подъезда и двадцать две квартиры улучшенной планировки. К сведению, пятикомнатная квартира подобного типа с передней, кухней, ванной, двумя санузлами занимала сто шестьдесят квадратных метров. Соответственно площадь шестикомнатной квартиры приближалась к двумстам квадратам. В общем, в жилищном плане наш герой обижен точно не был. Простые белорусы о таком жилье не могли и помышлять.