Марат Гизатулин - Булат Окуджава. Вся жизнь — в одной строке

Московских поэтов пригласить было нетрудно, ведь после всесоюзного совещания Николай Панченко и Булат Окуджава обзавелись там обширным кругом знакомых.

Вспоминает Наталья Астафьева:

В Москве я тоже была участником Дня поэзии. Не помню сейчас, в каком магазине, но помню, что там, где выступали Слуцкий и Мартынов. Это было для меня первое такое выступление в магазине. А потом Панченко у себя в Калуге устроил такой же день поэзии, который уже был осенью. Слуцкий отказался поехать, а Сергея Наровчатова Окуджава уговорил, поскольку был у него на семинаре. Или не надо даже было уговаривать. Из Москвы ещё приехали Нина Бялосинская и Володя Львов, которые тоже были участниками совещания писателей. И была ещё одна девушка местная, талантливая поэтесса, я, к сожалению, не помню её.

Здесь Наталья Григорьевна ошибается — Слуцкий тоже приехал в Калугу. А ещё, кроме упомянутых, приехали Евгений Винокуров, Владимир Корнилов и Александр Коренев.

Да, Панченко и Окуджава знали, кого приглашать — кроме друзей-семинаристов они добились приезда и известных уже замечательных поэтов.

Может быть, сегодня кому-то имя Александра Коренева не знакомо. И это чудовищно несправедливо — Коренев был пронзительным поэтом:

Или вот это стихотворение, за которое Е. Евтушенко автора назвал гением. А другой хороший поэт фронтовик Михаил Луконин назвал лучшим о войне:

Тут, правда, проблема с авторством возникает. Евтушенко опубликовал это в «Огоньке» в 1988 году как стихи неизвестного автора. Однако автор вскоре нашёлся, и не один, а даже два. Один из них — Александр Коренев, другой — недавно умерший в Израиле Ион Деген.

Вскоре после публикации в «Огоньке» поэт и литературовед Михаил Красиков побывал дома у Коренева, и вот что он пишет во вступительной статье к книге стихов Александра Коренева «Чёрный алмаз», вышедшей уже после смерти автора:

Я ничего не знал о нем. Не знал и его стихов. Вернее, думал, что не знал. Потому что, когда услышал стихотворенье «Вьюга. Ночь…», невольно воскликнул: «Так это вы тот самый „неизвестный поэт“, чьи стихи Евтушенко напечатал в „Огоньке“?» — «Да, эти стихи давно разошлись по рукам, и кому их только не приписывали!» — ответил Александр Кириллович.

Александр Коренев умер очень скоро, в 1989 году, так и не опубликовав стихи «Вьюга, ночь…» В доперестроечные годы это было невозможно, а в перестроечные он не успел выпустить новый сборник. Когда-то, в 1967 году, в поэме «Кульчицкий» Коренев обратился к другу своей юности:

Ион Деген прожил до 2017 года и успел много раз опубликовать это стихотворение от своего имени. Я сейчас не хочу разбираться, кто истинный автор стихотворения, и далёк от того, чтобы кого-то обвинять в плагиате — у пожилых людей память частенько играет злые шутки.

Можно, конечно, сопоставить это стихотворение с другими стихотворениями обоих авторов. Компьютер, наверное, легко сможет определить истинного автора. Я же только замечу, что у танкиста Иона Дегена это стихотворение датируется декабрём 1944 года и другие стихи этого периода неразрывно связаны с реалиями танковых боёв. И непонятно, откуда вдруг у танкиста товарищ в валенках. У стрелка-автоматчика Коренева это стихотворение выглядит естественней.

Мы отвлеклись, пора вернуться к воспоминаниям Натальи Астафьевой. Мы остановились на её фразе: «И была ещё одна девушка местная, талантливая поэтесса, я, к сожалению, не помню её». Местная талантливая девушка — это Валентина Шмелькова, начинающая калужская поэтесса, она была упомянута и в заметке от 10 октября. К ней мы ещё вернёмся.

Наталья Астафьева хорошо помнит ту поездку в Калугу:

— Повезли нас на милицейской машине в колонию, где содержались малолетние преступники, и мы, пока ехали, пели соответствующие песни. Особенно Володя Львов и Нина Бялосинская много уголовных песен знали наизусть. Мы выступали и в других местах, но это менее интересно.

14 октября «Молодой ленинец» вышел, как обычно, на четырёх страницах. Но при этом две из них — половина газеты! — целиком были посвящены Дню поэзии.

Поэтические страницы открываются вступительной заметкой неназванного автора, которым, как и неделю назад, был Булат Окуджава:

День поэзии. Сочетание этих слов непривычно. Но мало ли непривычных, а подчас просто забытых слов вошло за последнее время в наш обиход.

Что такое «День поэзии»? Это, прежде всего, живая, товарищеская встреча, встреча без посредников, разговор по душам между теми, кто пишет стихи, и теми, для кого они пишутся.

День поэзии (а он уже прошёл в Москве, Калинине и ряде других городов) крепко ударит по «старомозглым Плюшкиным», которые тужатся убедить кого-то, что у нас нет поэзии, он крепко ударит по эстетствующим подголоскам, которые лезут из кожи, чтобы доказать, что у наших поэтов нет строгого, вдумчивого и благодарного читателя.

Зачем здесь Булату Шалвовичу «старомозглый Плюшкин» понадобился? Только чтобы процитировать любимого Маяковского? Шесть лет назад он, недавно защитивший диплом по творчеству Маяковского в Тбилисском университете, приехал в Калужскую область страстным поклонником поэта-трибуна и пока таким и оставался.

Есть и поэты, есть и читатели, но надо ли доказывать, что господство одного личного вкуса, администрирование в издательской практике, перестраховка и мелкая редакторская опека вставали иной раз глухой стеной между поэтом и его аудиторией.

XX съезд Коммунистической партии смело осудил крупные недостатки в нашей общественной практике, вызванные культом личности, и отбросил их в прошлое. Жизнь круто взяла вверх! И рука об руку с нашей экономикой, политикой, культурой идёт к новым своим высотам молодая советская поэзия. Она идёт, чтобы «строить и месть в сплошной лихорадке буден», идёт широким фронтом, ко всему внимательная, во всё вникающая — и в трудовые дела коллектива, и в чуткий шепоток осенней листвы, и в спор влюблённых. Ничто человеческое ей не чуждо!