Марат Гизатулин - Булат Окуджава. Вся жизнь — в одной строке

Вскоре все в газете знали, что Булат пишет прозу. И не мешали, ждали, что получится. Наконец, в один прекрасный день работа была закончена.

Повесть получилась совсем не похожей ни на что, написанное до этого о недавней войне, возможно, именно потому, что писалась без особой надежды на публикацию, как бы для внутреннего пользования. В ней не было ничего героического, более того, автор не постеснялся написать, что на войне было страшно.

Несколько дней упивался свершённым. Помалкивал. Выжидал. Таил. Затем перепечатал. Поисправлял. И когда ко мне заглянул Боря Балтер — «настоящий» прозаик, ученик самого Константина Георгиевича Паустовского, — я открылся ему. Он не удивился, так как выяснилось, что давно знает о моей работе. «Да все говорят, что ты прозу пишешь».

Балтер взял рукопись с собой почитать и через неделю появился вновь и выпалил, что не только прочитал повесть, но показал её самому Паустовскому, и тому понравилось!

Булат был обрадован оценкой живого классика и воодушевлённый, понёс повесть в «Новый мир». Через некоторое время его пригласил к себе заместитель главного редактора «Нового мира» Алексей Кондратович и вернул рукопись со словами:

— Ну, знаете, дорогой мой, я тоже был на фронте, но у нас этого не было всего.

На что Окуджава ответил:

— Вы, наверное, на другом участке просто были.

После неудачи с «Новым миром» Булат Шалвович отдал повесть в «Юность», но тут Балтер ему объявил, что Паустовский решил печатать эту повесть без единой поправки в новом альманахе «Тарусские страницы», который будет выходить в Калужском книжном издательстве. Конечно, Булату хотелось опубликовать свою первую прозу не в каком-то областном альманахе который ещё неизвестно, выйдет ли, а во всесоюзном журнале, имеющем огромный тираж и массового читателя. И он попытался предложить в «Тарусские страницы» вместо «Школяра» другую повесть, которая у него, оказывается, тоже была почти готова, он её писал, ещё живя в Калужской области. Судя по тому, как вспоминает её сюжет Николай Панченко, речь идёт о рукописи, вышедшей из печати значительно позже — повести для детей «Фронт приходит к нам».

Но Панченко всё же уговорил своего друга отдать в «Тарусские страницы» именно «Школяра».

Паустовский уже много слышал хорошего об Окуджаве от членов редколлегии и хотел познакомиться с молодым писателем лично. И в один прекрасный день Борис Балтер повёз Булата в Тарусу знакомить с мэтром.

— Так вот вы какой! — улыбаясь, сказал Паустовский, впервые увидев Булата.

А потом были приятные разговоры о том о сём, и, конечно, Константин Георгиевич захотел послушать Булатовы песни.

Потом Окуджава пел свои песни Паустовскому неоднократно. Падчерица Паустовского Г. А. Арбузова хорошо помнит такие дни:

Когда готовились «Тарусские страницы» (а вся идея этого издания заключалась в том, чтобы помочь молодым талантливым людям опубликоваться), начали приезжать в Тарусу молодые писатели, которые называли себя «пайщиками». Казалось, Паустовский сбрасывал рядом с ними не один десяток лет, становился готовым, если так можно выразиться, к любой авантюре. Основные встречи и чаепития устраивались в нашем доме. Я очень хорошо помню, как в угол комнаты, похожей на террасу, садился Булат Окуджава (а когда знали, что едет Булат, приезжали все) и начинал петь свои песни. Пел он их бесконечно. В своих воспоминаниях, опубликованных незадолго до кончины в журнале «Мир Паустовского», он говорит, что у Константина Георгиевича были свои любимые песни, и он вначале пел их, а потом уже все остальные. То есть для Константина Георгиевича это была обычная, любимая им атмосфера. [227] Наровчатова О. «Иных случайностей размер…» // Новый мир. 1981. № 10. С. 206, 212.

Встречу с Константином Георгиевичем Окуджава описал в своём самом последнем рассказе «Всё ещё впереди».

О чём шёл разговор в промежутках между песнями, я не помню: всё-таки прошло почти сорок лет. А вот доброе ко мне отношение запомнилось. Чего же больше? Не это ли греет меня до сих пор? Особенно — его взгляд и улыбка.

Видимо, при очном знакомстве Булат Паустовскому понравился уже не только как писатель, но и как человек вообще. Константин Георгиевич питал тёплые чувства к молодому писателю до конца своей жизни. Вот что вспоминает академик С. О. Шмидт:

В 1965 году я отдыхал в писательском Доме в Ялте, где меня никто не знал… Туда приехал Булат на несколько дней. И я видел, как очень уже тяжко больной, кашляющий Паустовский тянулся к Булату. Он не ходил в столовую, сидел в садике, и так радовался, когда Булат подходил. И Булат, который был значительно моложе, больше, чем на тридцать лет, видел, что он нужен Константину Георгиевичу.

И Булат Окуджава на всю жизнь сохранил нежное отношение к Паустовскому. Не любивший похорон и всю жизнь избегавший участия в них, Окуджава 17 июля 1968 года вместе с Наумом Коржавиным нёс крышку гроба Мастера.

Слухи о готовящемся издании «Тарусских страниц» уже ходили по Москве, потому что там планировалось участие многих московских писателей, молодых, многообещающих. Узнали об этом и в «Новом мире» и позвонили Булату с предложением вернуться к повести, но теперь уже Булат отказался. Потом, когда повесть «Будь здоров, школяр» опубликуется в «Тарусских страницах», замглавреда «Нового мира» Алексей Кондратович выскажет всё своё неприятие этой повести:

…С одной стороны страх и бессилие, полуживотное существование, зависть к тем, кто не воюет…

…Ничего-то он не узнал и ничего не попробовал, насмерть перепуганный школяр, начисто лишенный такого органического свойства юности, как желание отличиться, стремление к подвигу, которое в молодости бывает очень сильным.

И самый большой криминал в повести, с точки зрения Кондратовича, — это фраза: «Я не хочу умереть, говорю об этом прямо и не стыжусь».

Это был не самый зубодробительный отзыв на повесть, но мы забежали вперёд, повесть ещё не напечатана.

У истоков альманаха стояли калужские друзья Булата Николай Панченко и Владимир Кобликов, так что Булату сам бог велел быть в этом альманахе. Калужское книжное издательство влачило довольно жалкое существование. Убытки от издания всяких партийных брошюр время от времени компенсировало, как и всякое другое областное издательство, изданием какого-нибудь популярного писателя из мировой классики массовым тиражом. Такие издания назывались «доходными».

Незадолго до описываемых событий в издательстве поменялся главный редактор. На эту должность был назначен молодой, но уже хорошо известный и уважаемый в Калуге экономист Роман Яковлевич Левита, энциклопедически образованный человек. Николай Панченко вспоминает о нём: