Марат Гизатулин - Булат Окуджава. Вся жизнь — в одной строке

— Это был калужский Грановский. Когда он читал лекции по политэкономии, девушки прибегали в калужский пединститут и заполняли актовый зал.

Издательство надо было спасать, и на талантливого экономиста возлагались в этой связи большие надежды.

Роману Левите, несмотря на молодость, уже пришлось в жизни вкусить лиха. Блестящий студент Киевского государственного университета, он в разгар борьбы с космополитами в 1949 году был изгнан из университета с третьего курса. Из общежития, естественно, тоже сразу выгнали. Пришлось ему идти на завод осваивать профессию фрезеровщика. Одновременно поступил на заочное отделение Харьковского университета и за год с блеском сдал все экзамены за следующие три курса и получил диплом.

С Левитой Булат тоже был давно знаком. А с женой Левиты Зоей Булат вместе когда-то преподавал в калужской школе, замещал её во время декретного отпуска.

Заведовать отделом художественной литературы издательства недавно был назначен тоже молодой, но уже сменивший несколько постов и изрядно надоевший начальству своей безудержной, бьющей через край энергией поэт Николай Панченко. Николай Васильевич говорит:

— Я был неуправляемый редактор Калужского издательства, в очередной раз меня откуда-то сняли, потом снова поставили, воткнули в это издательство.

Чтобы вытащить издательство из глубокой финансовой ямы, нужно было что-то придумать. Можно было, конечно, пойти по простому пути и издать, к примеру, Марка Твена огромным тиражом, что и было в утверждённых планах. Но такой путь не устраивал молодых руководителей издательства, тем более что совсем недавно, 1 октября 1959 года, ЦК КПСС и Совет Министров СССР издали постановление «О литературно-художественных альманахах». Это постановление касалось как раз таких региональных издательств и призывало «принять меры по улучшению выпуска художественной литературы местными издательствами». Это постановление вышло как нельзя кстати.

Николай Панченко:

— Как только мы встретились с Ромой (Левитой. — М. Г. ) в Калужском издательстве, мы сразу друг друга поняли и поняли одну вещь: что выпускать областной альманах, как это раньше мы делали, не следует. Областной альманах — это вещь, придавленная обкомом, всей идеологической системой. И мы решили выпустить не областной, а районный альманах.

То, что альманах будет районным, развязывало руки редколлегии в отношении выбора авторов. Будь это издание областным, пришлось бы включить в него чуть не всех писателей, живущих в Калуге, в противном случае не миновать всяких жалоб в горком, обком и так далее от «несправедливо» обойдённых. И получился бы обычный неинтересный областной альманах, каких выходило тогда множество, в том числе и в Калужской области. В обкоме идею именно районного альманаха тоже одобрили: «Молодцы, что спустились вниз, в глубинку».

С выбором района для альманаха затруднений не было, хотя их в области было двадцать девять. Конечно, это должен быть Тарусский район, район с богатыми литературными традициями и историей. Город Таруса стоит на возвышении над Окой, и отсюда открывается изумительный вид на реку и дальше, на луга и леса, что издавна привлекало сюда художников. Здесь жили В. Д. Поленов и В. Э. Борисов-Мусатов. Тарусу называли «Русским Барбизоном».

К. Г. Паустовский писал о Тарусе:

Пожалуй, нигде поблизости от Москвы не было мест таких типично и трогательно русских по своему пейзажу. В течении многих лет Таруса была как бы заповедником этого удивительного по своей лирической силе, разнообразию и мягкости ландшафта.

Вслед за художниками сюда потянулись и писатели, и Таруса сделалась заповедником не только ландшафта, но и культуры. Всё это было давно, в начале XX века, но и теперь ещё многие столичные литераторы имели здесь дачи. К тому же в Тарусе постоянно жил сам Константин Георгиевич Паустовский, живой классик. При самом благоприятном развитии дела можно было заручиться его поддержкой, привлечь его в роли «свадебного генерала».

И Роман Левита поехал в Тарусу. Был январь 1961 года, и мэтр принял его в доме, в своём кабинете. Паустовский, несмотря на болезнь, отнёсся к затее с большим энтузиазмом. Сразу стал развивать кипучую деятельность. Ясно было, что ни о каком «свадебном генеральстве» не может быть и речи, Паустовский будет заниматься этим альманахом со всей душой. Он тут же позвонил драматургу Николаю Оттену, имеющему здесь, в Тарусе, полдома. Тот пришёл, и не один. С ним пришёл сосед, снимавший вторую половину дома, писатель Борис Балтер.

Вчетвером сели обсуждать будущий альманах. Намечали объём книги, материалы, авторов, иллюстрации. Составителем Паустовский предложил Оттена, тот постоянно жил в Тарусе, и ему удобно было принимать приезжающих из Москвы будущих авторов. Да и по всем другим статьям он очень подходил на эту роль. Вот как о Николае Давыдовиче Оттене вспоминал много лет спустя один из авторов альманаха поэт Владимир Корнилов:

«Тарусским страницам» этот человек был необходим, как бывают необходимы дрожжи в тесте. Он любил писателей, любил литературу и любил игру. Часто бедствовал, но вечно кому-то помогал, кого-то куда-то устраивал, горячился по пустякам, сражался за справедливость — без этого жить не мог! [228] Корнилов В. Воспоминаний писать не буду // Голос надежды. Вып. 3. М., 2006.

И ещё мне хочется привести строки из поэмы Владимира Корнилова, написанной через много лет после описываемых событий на смерть Николая Оттена:

Кроме Оттена, в редколлегию вошли В. Кобликов, Н. Панченко, К. Паустовский и Аркадий Штейнберг, поэт и художник, живущий после освобождения из сталинских лагерей здесь же, в Тарусе.

Стали подбирать авторов.

Панченко:

…мы решили пригласить тех, без кого сейчас не может больше существовать литература, кого она давно ждет, но журналы Кожевникова, Софронова, Кочетова не пускают этих людей [229] Телепередача «„Тарусские страницы“. Тридцать лет спустя». .

Были приглашены Е. Винокуров, Н. Заболоцкий, Н. Коржавин, В. Корнилов, В. Максимов, Б. Окуджава, Д. Самойлов, Б. Слуцкий, Ю. Трифонов… А ещё планировалась большая подборка стихов полузапрещённой тогда Марины Цветаевой и воспоминания вдовы ещё не реабилитированного Мандельштама — Надежды Яковлевны, живущей здесь же, в Тарусе. Конечно, при таком составе надежд на выход альманаха не было почти никаких.

Тем не менее альманах делался, и делался стремительно — от идеи до подписания его в печать прошло всего полгода. К весне работа над альманахом набрала такие обороты, что Панченко перебрался из Калуги в Тарусу, чтобы совсем не отвлекаться от альманаха. Многажды «битый» за все свои предыдущие инициативы и начинания, он уже сейчас, в середине работы, догадывался, что ордена ему за эту работу не дадут, и говорил Нине Бялосинской: «Живу я теперь в Тарусе, мы делаем альманах. Я за него, конечно, получу выговор, но он того стоит» [230] Там же. .