Марат Гизатулин - Булат Окуджава: «…От бабушки Елизаветы к прабабушке Элисабет»

Вот что он написал:

Здравствуйте, Майя!

Спасибо Вам за доброе письмо.

Для меня большая честь — Ваше мнение о моей работе.

Это письмо меня расстроило. И не только тёплым воспоминанием о маме, но, главным образом, о Вите.

Не знаю, известно ли Вам, но Витя уже десять лет, как порвал абсолютно все отношения и со мной, и со всеми родственниками. Какое-то время еще находился в слабом контакте с моей женой Олей, но однажды сказал ей по телефону, чтобы она ему больше не звонила. И всё. Узнаём о нем изредка, со стороны, случайно. В чём причина, понять не смогли. Никаких видимых причин не было.

Так и живём. И это большая печаль.

Ещё раз благодарю Вас за письмо.

Сердечно

Б. Окуджава [72] Личный архив М. Шварц.

Шло время, Виктору становилось хуже. Ему предстояла операция на сердце, такая же, какую пять лет назад перенёс его старший брат. Он очень торопился с операцией — боялся умереть в одиночестве. Говорил Майе: «Так жить я не хочу». Она думала поговорить с Булатом по этому поводу, и такая возможность представилась — почти через год после их краткого обмена письмами. 24 или 25 июля 1996 года в магазине «Библио-глобус» проводилась презентация только что вышедшей книги «Чаепитие на Арбате». И Майя туда пошла. Но, увидев Булата, передумала к нему подходить — выглядел он ужасно! Я тоже там был в тот день и могу подтвердить: действительно, вид у него был такой плохой, что у меня даже промелькнула мысль, что он умрёт со дня на день. И хотя он прожил после презентации ещё почти год, мои плохие предчувствия не были безосновательными — буквально через три недели, в ночь с 18 на 19 августа Булат Шалвович был госпитализирован с инфарктом.

А Майя тогда, в «Библио-глобусе», решила подойти к его жене и изложить суть проблемы ей. Та, услышав о Викторе, сразу сказала, что он ненормальный, и посоветовала не иметь с ним дела вообще. Но дачный телефон Булата Шалвовича всё-таки дала. «Это у них семейное», — сказала она и рассказала про их дядю, умершего тридцать лет назад. Здесь возразить нечего: действительно, Василий Степанович Окуджава был болен шизофренией.

Майя позвонила Булату Шалвовичу через несколько дней. Рассказала о предстоящей Витиной операции, спросила, нет ли у Булата Шалвовича знакомых врачей-кардиологов, ведь он сам перенёс то же самое. Окуджава сказал, что таких знакомых у него нет. «Да и как я могу помочь? — горестно спросил он, — Не дай бог, Витя узнает, что это от меня, — и всё пропало».

Виктор строго-настрого запретил Майе навещать его — и в больнице, и дома, после операции: «Я сам тебя потом найду». Но она, выждав какое-то время, не выдержала и начала звонить ему домой. И в какой-то момент он откликнулся.

— Я подъехала к его дому и увидела его, идущего по тротуару со стороны метро, — вспоминает Майя Генриховна. — Выглядел он ужасно, еле-еле шёл. Это он ходил в магазин. Про операцию сказал, что никак не думал, что будет так тяжело.

Особенно, конечно, тяжело было то, что никого из близких рядом с ним в этот момент не было. Но он сам так хотел.

Вскоре после операции Виктор снова тяжело заболел. Это случилось уже после смерти брата. Начался кашель, который всё время усиливался, и в конце концов Виктор загремел в больницу. Сначала он ещё шутил с приходившей к нему Майей: «Знаешь, как соседи по палате меня называют? Дедом!». Но с каждым днём ему становилось всё хуже, температура не падала ниже 39–40 градусов, он уже не мог ходить и буквально находился на грани жизни и смерти. Тогда Майя пошла к лечащему врачу. Врач, симпатичная молоденькая девочка, сделать ничего не могла, хотя очень сочувствовала. Майя Генриховна убеждала её, что Виктор погибает, что надо срочно что-то делать, — может, привезти консультанта или перевести его куда-то. Врач пообещала что-нибудь придумать и между прочим спросила, не брат ли он Булата Окуджава? «Да, только не надо с ним на эту тему говорить», — попросила Майя.

Врач своё обещание выполнила: повезла его на консультацию в другую больницу и перевела его туда. Там, действительно, помогли. Ему через спину прямо в лёгкое ввели трубочку и подключили машину, которая откачивала жидкость.

Майя навещала Виктора довольно часто, каждый раз стараясь принести что-нибудь вкусненькое. Он не роптал, но приговаривал: «Я тебе всё отдам, я тебе всё отдам». И, выздоровев, стал пытать её: «Сколько я тебе должен?» Майя, чтобы только он отстал, сказала: «Двести рублей». А он: «Врёшь, ты одного винограда сколько притащила!». Но потом сдался всё-таки: «Ладно, ладно, всё, закрыли вопрос».

Домой к Виктору Майя приезжала нечасто, и каждый раз он обижался, что она рано собирается уходить, — к старости стал капризным, как ребёнок. Он ждал её, готовился, всегда варил пельмени, «это к твоему приходу» — говорил. Водку обязательно выставлял, они выпивали по рюмочке.

Однажды Майя пригласила его в театр 31 декабря. Мужа предупредила, что потом приведёт гостя домой. После спектакля сказала Виктору: «Пойдём к нам Новый год встречать, никого не будет, мы с Сашей только вдвоём». Он долго колебался и уже в метро сказал: «Да нет, поеду домой. Ну что я там у вас делать буду? Дома выпью рюмочку. Я иногда выпиваю в одиночку, как алкоголик».

А Саша ждал их. «Ну, где твой Акаджав?» — спросил, когда она вернулась одна.

Майе скучно было сидеть дома на пенсии, и она устроилась экскурсоводом в филиал одного театрального музея. Это был музей-квартира, работа по графику — раз в три дня. Посетителей немного, загруженность маленькая, работа интересная — о чём ещё мечтать пенсионеру? И так ей там понравилось, так она Вите расписывала прелести новой работы, так сватала его туда, что и он решился. Всё какое-то развлечение, да и на одну пенсию жить тяжело.

26 мая 2001 года он поступил в этот музей на должность методиста.

С каким удовольствием он окунулся в эту работу! Сначала Майя рассказала ему всё, что сама успела прочитать об этом театре и о том, в чьей квартире теперь был музей. А потом он сам начал дотошно всё выяснять по этому предмету, проштудировал кучу литературы и вскоре уже помогал Майе, рассказывал какие-то малоизвестные подробности. И экскурсии водить любил, рассказчик ведь он был всегда блестящий. Очень ему нравилась эта работа. Но… к сожалению, и здесь он смог проработать меньше года.

Заведующая филиалом была там, мягко говоря, случайным человеком. До музея ей вообще не было дела. Б о льшую безответственность за свои слова и дела, чем у неё, трудно было встретить. Она приходила на работу где-то в полчетвёртого и почти сразу же начинала собираться домой. И ладно бы, но подчинённые мешали ей: если звонило вышестоящее начальство, они могли её выдать. В первой половине дня на звонки следовало отвечать что, дескать, она здесь, вот только отлучилась на несколько минут.