Вадим Верник - Книга победителей [litres]

– Но все-таки в этих тепличных условиях было больше плюсов или минусов?

– Конечно, плюсов. Счастливый человек тот, который знает как можно больше «нельзя». Вот тот человек счастлив. А когда все позволено, это ужасно.

– Мудро. А как возникла идея «хочу в артистки»?

– В школе мы проходили «Мцыри» Лермонтова. Нужно было фрагмент выучить «Ты слушать исповедь мою сюда пришел, благодарю…». И меня вызвали, я встала у доски… Кстати, я это еще никому не рассказывала, только своим очень близким… Я прочитала, расплакалась и выскочила из класса. Мне поставили пятерку, все… Я почувствовала какое-то вдохновение, как я сейчас понимаю. В этом прекрасном монологе перед всем классом вдруг раскрыла свою душу… Наверное, в этот момент я многое для себя поняла.

– Первый раз вы не поступили в театральный институт, на второй год тоже…

– В институт не поступила, меня приняли в драматическую студию при Центральном детском театре, куда брали только москвичей.

– А почему не сложилось с театральным вузом?

– В «Щукинском» мне сказали, что я не травести, не героиня, а инженю есть поинтереснее. Жестко.

– Жестко. В Школе-студии МХАТ какой был вердикт?

– В Школе-студии МХАТ меня попросили открыть рот. Я «дзякала», и они хотели проверить речевой аппарат. Но тогда меня это так оскорбило… Я открыла рот, все туда заглянули. Я выскочила из аудитории, и плакала, – это просто сюжет для художественного фильма. Я бежала и рыдала… Поступая в театральный институт, я думала, что будет со мной, если меня примут? Что случится: может, у меня разорвется сердце от радости? И вот в Центральном детском театре мне говорят: вы зачислены. Я пошла в телефонную будку, позвонила маме: «Меня приняли в студию при детском театре». У меня в этот момент было такое опустошение. Во-первых, меня приняли не туда, куда я хотела. Но слава богу, что приняли. А потом выяснилось: какое счастье, что приняли именно туда.

– Конечно. В Центральном детском вы стали звездой, артисткой номер один. Мы с Игорем смотрели «Чинчраку» с Муравьёвой…

– … А «Сказку о четырех близнецах»?

– Конечно, и «Молодую гвардию» тоже. Еще помню там песня была «Спасибо за память, потомки…».

– Вы и Любку Шевцову видели? Мои зрители! Детям очень нравились эти спектакли. Они хлопали, приносили цветы. Я кланялась и шутки ради говорила полушепотом: «Когда вырастете, не забудьте меня». (Смеется.) Так что, «дети», здравствуйте!

– Здравствуйте!.. А когда начали складываться отношения с кино?

– Уже все вокруг снимались, приходили ассистенты в наш театр отбирать артистов, – для меня все «мимо». Но я так хотела быть театральной артисткой. Причем я думала: нет, конечно, в Москве меня не оставят, и я буду играть в каком-нибудь маленьком городе огромные прекрасные роли. Я даже не мечтала о Москве. Это конец 60-х годов. Это же было такое великолепие театральное, и такие артисты были! Вообще, комплекс неполноценности очень долго во мне жил, как ни странно. Я хотела быть артисткой, я должна быть артисткой. Смотрела на себя в зеркало и думала: конечно, я очень страшная, замуж не выйду – точно совершенно, но мне вообще этого не надо, я только хочу играть в театре! Поэтому какое кино? О кино я даже не думала.

– Неужели родители не говорили в детстве: ты самая обаятельная и так далее?

– Нет. Папа вообще никогда не сказал, хорошо я где-то сыграла или нет, даже в кино. Мама… после «Карнавала» она вдруг произнесла «это очень хорошо», стала гордиться мной, и даже говорила: ты так замечательно там играла, и так руки играли, – вдруг стала моей поклонницей. Но я начала нервничать: нет-нет, мама, меня лучше держать в кулаке, не надо меня распускать. (Улыбается.)

– А почему так?

– Непривычно.

– И это говорит Муравьёва, которая на экране…

– …Боевая подруга…

– Да, боевая подруга. Напористая, с сумасшедшим обаянием… Своих сыновей вы тоже воспитывали в строгости?

– По-моему, я мама-тряпка. (Улыбается.)

– Актрисы, как правило, не задерживаются в декрете: сразу после рождения ребенка – на сцену. Вы такая же?

– Ну я всегда знала, и так учу своих детей: есть ситуация, и надо понять, что сейчас главное, и сосредоточиться именно на этом. Все остальное подстроится. Подстроится. Полгода после рождения первого сына я была в декрете. Это, конечно, мало. Дальше нельзя было: надо зарплату получать. Мы же все небогато жили. Жили на зарплату.

– И кинозвезда Муравьёва тоже?

– Какая там звезда? В кино ведь мало платили. Я в одном фильме снималась в своей одежде, а Таня Васильева – в своей…

– Это «Самая обаятельная и привлекательная».

– Да. У Тани были шикарные кофты, которые она испачкала сразу гримом. А у меня было такое барахлишко. И за то, что я снималась в своей одежде, мне столько денег заплатили! А Васильевой денег даже на химчистку не хватило. (Смеется.) Это был восемьдесят пятый год.

– Вы же не любили этот фильм.

– Мне не нравился сценарий. Уговаривали меня долго. Но я молодец, что согласилась. Сейчас мне фильм нравится. Но мне хотелось авторского кино – что-то умное посмотреть и в чем-то умном поучаствовать. А «Самая обаятельная…» – мне казалось, это такая глупость. Но это неправильно, такое кино тоже имеет право быть.

– А вот интересно, «Москва слезам не верит»…

– Таак…

– Эта роль любимая?

– Я по-другому говорю: стыдно или не стыдно. Нет, не стыдно.

– Я читал, что руководство «Мосфильма» рекомендовало Меньшову попробовать на роль Людмилы Жанну Болотову и Анастасию Вертинскую. Действительно так?

– Возможно. Нас не утверждал худсовет «Мосфильма», нас троих.

– Вас, Алентову и Рязанову?

– Да. Мы четыре раза делали кинопробы.

– Ничего себе! Но Меньшов победил.

– Победил. Я прочитала сценарий, мы встретились с ним на «Мосфильме», и Меньшов говорит: «Ну как тебе?» – «Только я одна знаю, как играть эту роль». Не потому что «возьмите меня…», нет, просто я этот характер очень хорошо понимаю.

– Хотя эта героиня, Людмила, по своей сути очень далека от вас настоящей.

– Да я только таких и играю.

– Это парадокс.

– Ну это, наверное, амплуа. Вообще, это все происходит параллельно. Я знаю очень веселых людей, которые серьезные роли играют. И наоборот, очень серьезных, которые играют только веселых.

– Где брался этот дерзкий опыт, как у героини фильма «Москва слезам не верит»?

– Ну я не была зажатая. Вы тут не очень правильно меня понимаете. Я была очень веселая. Даже два раза прогуляла школу.

– Целых два раза!