Вадим Верник - Книга победителей [litres]

– И часто бьют по больному?

– Не буду говорить.

– Но это уже ответ. А родным ты можешь поплакаться?

– Отпустить себя могу, но поплакаться – нет. Две головы хорошо, а одна лучше, тем более своя. Для начала попробуй сам разобраться в своих душевных проблемах. Конечно, есть опасность, что не справишься, но я, к счастью, психически здоров.

– Те, кто не справляется, начинают пить, курить…

– Ну, выпивать я выпивал. И не считаю это зазорным, если знать меру.

– Ты во всем меру соблюдаешь?

– Не люблю громких фраз. Ты стремишься подвести меня к определенным точкам, а я хочу под каждым своим комментарием поставить многоточие. Эмоций много, самых разных. Я очень эмоциональный человек, хотя с виду и не скажешь. И стремлюсь быть хорошим, жить по совести.

– А что, случалось жить не по совести?

– Эту тему оставим для исповеди.

– Тебе приходилось бывать в шкуре плохиша?

– Подлости не приемлю.

– А хулиганство?

– Тоже в меру. И только в творчестве.

– Скажи, у тебя были комплексы в детстве?

– Я был маленького роста, и у меня иногда возникало ощущение, что я слишком маленький. А потом в меня влюбилась самая высокая и красивая девушка в классе. За ней ухаживали три мальчика: двое статных, высоких и маленький я. (Улыбается.) И она выбрала меня. А потом я стал играть великих людей. И оказалось, что почти все они были невысокого роста.

– Ты действительно рекордсмен по количеству сыгранных гениев: Моцарт, Есенин, Пушкин, не говоря уже о Иешуа в «Мастере и Маргарите»…

– При этом я не стремлюсь превратить свою фильмографию в ЖЗЛ.

– Я заметил, ты любишь экспрессивный грим. Отчасти поэтому я не пошел на «Сирано де Бержерака» с твоим участием, когда ты приглашал, – каюсь, боялся разочароваться. На фото у тебя там массивный нос, который выглядит слишком физиологично. А бакенбарды твоего Пушкина или кудри Есенина вообще видны за километр.

– Тут я с тобой не согласен. Ты все же приди и посмотри «Сирано». Не придумывай себе ощущения, пусть они будут реальными.

– Но согласись, огромные бакенбарды Пушкина выглядят комично.

– Не соглашусь. Бакенбарды у Пушкина на протяжении его жизни выглядели по-разному, я изучил много литографий. В Михайловском он даже бороду носил, просто ему надоело бриться и он ходил заросший как цыган.

– А у тебя не бывает ощущения, что великие люди, которых ты играешь, не отпускают тебя и в жизни? Что ты начинаешь думать как Пушкин, жить как Есенин?

– Это хорошая тема для научной диссертации по психотерапии. (Смеется.)

– Ты можешь рассказать о фильме «Высоцкий», который скоро выходит на Первом канале? В Интернете выложен проморолик – сходство артиста с Владимиром Семеновичем фантастическое.

– Не имею права говорить – условие контракта. Любое сказанное слово может быть обращено против меня. (Улыбается.)

– Недавно я прочел в афише: «Театр Сергея Безрукова». Звучит претенциозно.

– Нет, это производственная необходимость. Я учредитель театра.

– Но тебе льстит такое название?

– Это больше ответственность и в меньшей степени радость. Это не совсем театр, у нас нет своей сцены, государственных дотаций. Это антреприза. Я сам ищу спонсоров, добываю деньги, из которых плачу актерам, на которые ставлю следующий спектакль. Это титанический труд и ответственность.

– Как думаешь, Смоктуновский мог бы назвать театр своим именем?

– Я думаю, что он назвал бы его: «Иннокентий Михайлович Смоктуновский тире театр». (Улыбается.)

– Сережа, тебя в прессе часто называют «солнечным мальчиком». Тебе это приятно?

– Ну, из мальчика я, наверное, уже вырос. Мне 37 как-никак. Выражение «солнечный мальчик» пошло еще с табаковских времен, когда Олег Павлович давал каждому актеру труппы что-то вроде прозвища. «Солнечным мальчиком» называли на самом деле Табакова – драматург Виктор Розов однажды сказал, что Олег Павлович «проглотил атом солнца». А потом Табаков переадресовал это мне. Передал солнечную эстафету. Солнца во мне, слава богу, хватает. Я, как в «Дозоре», выступаю на стороне света.

– А с какими чувствами ты приближаешься к 40-летнему рубежу? Готовишься как-нибудь?

– Готовятся те, кто еще не определился, чего хотят от жизни. Я думаю, что легко пересеку этот рубеж: я востребован в профессии, хорошо себя в ней чувствую, у меня намечен долгий путь. Главное, чтобы энергии хватило.

– Сереж, а у тебя есть настоящие, проверенные друзья?

– Нет. В основном меня окружают люди, которым от меня что-то надо. Проверить, насколько человек предан, очень сложно. А с годами становится еще сложнее. Есть знакомые и приятели среди актеров, но друзья…

– А у тебя самого не было потребности в дружбе – в школе, институте?

– Нет. Может, потому, что я занимался собой, профессией, много работал, а когда человек погружен в себя, ему никто не нужен.

– Ты погружен в себя и мало думаешь о внешнем виде. Твоя униформа – джинсы и футболка. Во всяком случае, я тебя таким вижу.

– Я люблю и костюмы, рубашки… Но в одежде, как и в еде, неприхотлив. У меня есть свой вкус. Я с детства любил рисовать, даже закончил учебно-производственный комбинат по специальности «художник-оформитель». У меня есть любимые вещи, которые я могу носить годами. Некоторые вещи даже достаются моим киногероям. Пальто из «Бригады», например. Мне потом многие говорили: ты в «Бригаде» в таком шикарном пальто! А я отвечал: это мое, личное.

– Вот я, например, в том, что касается одежды, интерьера, убежденный минималист, мне мешает все лишнее. А как обставлена твоя квартира?

– Не люблю, когда вещи разбросаны. У меня маленький кабинетик, и в нем складируются все подарки. Есть огромное желание все это разобрать. Говорят, энергетически плохо, когда в небольшом помещении скапливается много вещей. Это приводит к беспорядку в мыслях. Но у меня пока руки не дошли. В кабинете лежат подарки, две гитары, сценарии, книги… И все на моем столе. Каждый раз, когда захожу в комнату, понимаю, что нужно все это убрать. Но куда?

– Создай музей Сергея Безрукова. И все подарки отправь туда.

– Спасибо. Как в «Поле чудес».

– Мне почему-то представляется, что в твоей гостиной на стене висят огромные портреты: ты в роли Пушкина, Есенина, Моцарта…

– Нет. (Улыбается.) Там висят купленные давным-давно пейзажи одного калужского художника – Гарри Азатова. Я приобрел их, когда снимался в «Участке», увидел в них что-то поленовское. У Азатова есть картина «Калужский дворик», очень напоминающая «Московский дворик» Поленова. Я купил ее с удовольствием. Занял деньги и купил. Это как окно в мир, я могу часами разглядывать картины, в них много энергии.