Вячеслав Элеш - Записки подпольщика

И.И. Шевцов, председатель Владивостокского союза моряков в 1919 году

Центральное бюро профсоюзов пользовалось огромным авторитетом и влиянием среди рабочих, служащих и передовой интеллигенции. Его авторитет был особенно высок. Трудящиеся хорошо знали, что Центральным бюро руководят коммунисты, а вера в коммунистов была безмерной. Этим и объясняется сила профсоюзной дисциплины, организованность массовых выступлений. Вокруг Центрального бюро профсоюзов группировались представители учреждений и организаций, беспартийные, сочувствующие большевикам. Они явились неустанными, вездесущими агитаторами за Советскую власть, за партию большевиков. Везде и всюду, незаметно и тихо эти сотни и тысячи сочувствующих вели работу по разложению колчаковщины. И дома с соседями, и на работе с товарищами, в общественных местах, и при встречах с солдатами гарнизона они вели разговоры о текущих событиях, о Советской России, о Ленине, о первых декретах Советской власти, о Красной Армии.

Еще 15 ноября 1919 года на заседании ревштаба обкома партии В.П. Шишкин говорил, что военный отдел обкома имеет связи со всеми воинскими частями гарнизона за исключением конвоя генерала Розанова. Были сагитированы и отдельные офицеры, но сила была не в них. Решающей силой оставался солдат. Это подтвердилось и во время восстания 26 января егерского полка, где егерям пришлось арестовать всех офицеров. То же самое случилось и тогда, когда 16 ноября В.П. Шишкин и А. Крастин подняли особый батальон морской пехоты на Океанской. Офицеры не пошли на восстание, и солдаты открыли против них огонь. Еще во время гайдовского восстания гарнизон города не выступил в защиту генерала Розанова, за исключением юнкеров и гардемаринов, одного броневика и трех миноносцев. К январю 1920 года с солдатами воинских частей гарнизона уже были установлены еще более крепкие связи, а во многих частях действовали выборные подпольные комитеты солдат. Были связи и с офицерами частей гарнизона, активно вставшими на сторону восстания.

Решив передать власть земской управе, областной комитет партии начал переговоры с руководством управы. Как мы узнали позднее, земцы неохотно шли на принятие власти. Во-первых, политическая обстановка была весьма сложной, и земцы не ждали успехов. А главное заключалось в том, что правые эсеры, возглавлявшие земство, за время интервенции растеряли своих последователей. Земцы откровенно говорили, что у них нет широкой общественной базы и поэтому они не могут брать на себя функции правительственной власти: главные массы идут за вами, за коммунистами, вы и берите власть, говорили они.

Но все же коммунистам удалось уговорить земцев. Земская управа согласилась принять на себя власть при условии, если коммунисты будут не только ее поддерживать, но вместе с нею примут на себя ответственность перед общественностью за деятельность. Обком РКП (б), возглавляемый тогда И.Г. Кушнаревым, на это согласился. Эта политическая комбинация, конечно, никого не могла обмануть. Было для всех ясно, что это тактический маневр большевиков. Фактически политическая ответственность будет лежать на коммунистах, как на самой массовой партии.

26 января был организован объединенный оперативный штаб, в который вошли коммунисты, эсеры, левые эсеры, сибирские эсеры, максималисты. Председателем штаба был назначен С.Г. Лазо.

30 января 1920 года партячейка при Центросоюзе получила от военного отдела обкома РКП (б), через Николая Руденко, указание быть в мобилизационной готовности и к назначенному времени послать товарищей по указанным адресам.

Самого Н. Руденко мы не видели. Но по той таинственности, с какой председатель партячейки Лагутин предупредил нас подготовиться к выполнению нового задания, мы почувствовали его важность. О существе самого поручения мы еще не имели никакого представления.

— Наверное, ночью начнется восстание, — тихо сказал Некрасов.

— Вполне возможно, — ответил я, вспоминая свой последний разговор с Владимиром Петровичем Шишкиным о сроке восстания.

Было уже темно, слегка моросило, когда мы с Алексеем Некрасовым отправились на Первую Речку. Названия улицы я теперь не помню, но деревянный домик № 29 находился недалеко от мукомольной мельницы. Как потом я узнал, это была квартира братьев Лукьянчук. Оба брата были коммунистами и работали грузчиками на товарном дворе.

Пришли мы вовремя. Встретил нас Адольф Крастин и, принимая наши путевки, спросил:

— Ваши партийные имена?

— Михайлов и Некрасов, — ответили мы.

А. Крастин, молодой и энергичный, с густыми черными волосами и небольшими усами, с чистым лицом. Держался он строго и деловито. Как потом я узнал, А. Крастин всегда, в большом и малом, был таким. Говорил он с заметным акцентом, выдающим его латышское происхождение. Инструктируя и давая нам маршруты, А. Крастин в напутствие говорил:

— Ходите без шума и осторожно. Встречным старайтесь не показываться, но все наблюдайте и замечайте. Ваше дело — разведка!

Вот так, неожиданно, мы оказались в самом штабе восстания. Здесь же был начальник объединенного оперативного штаба военно-революционных организаций С.Г. Лазо, а Адольф Крастин был начальником разведки штаба.

Квартира Лукьянчука состояла из двух комнат с низкими потолками, в которых слабо горело по одной электрической лампочке. Комната, куда мы вошли, служила приемной, а в другой, изолированной, находился С.Г. Лазо. Когда он вышел к нам, А. Крастин представил:

— Наши разведчики Михайлов и Некрасов.

Лазо запросто, как со старыми знакомыми, поздоровался, крепко пожав нам руки. Так, в ночь восстания я впервые увидел Сергея Георгиевича Лазо.

Есть песни, мотив и слова которых запоминаются сразу. Так и Лазо: вся внешность его, манера обращения и голос остались в моей памяти на всю жизнь. Был он выше среднего роста, крепкого сложения, с темной бородкой и живыми карими глазами. В эту ночь весь он был как-то по-особенному собран и сосредоточен, и в то же время по-человечески мягок и прост в обращении. По его живым глазам угадывалось, что этот человек любил пошутить. Но за всю ночь я не заметил на его лице улыбки. Что скрывать, все мы чувствовали тревогу этой ночи.

К Лазо приходил Всеволод Сибирцев и представители чехословацких воинских частей, участвовавших в революционном восстании. Приходили Абрамов и Сакович, державшие связь с представителями воинских частей гарнизона города, и сообщили о том, какие части на своих собраниях вынесли решения о переходе на сторону восстания.

— Так, так! Хорошо! — слышался за тонкой дверью громкий, слегка картавящий приятный голос С.Г. Лазо, — что говорят по поводу восстания в частях, как настроение самих солдат?