Марк Бородулин - И. А. Милютин. Дело и река

Изысканные блюда из стерляди были украшением любого стола

Нечаянный Ваш собеседник задумчиво оглядывает пробегающие мимо шекснинские берега и говорит совсем уже грустно:

– Тяжело только добывать ее стало, стерлядку-то нашу. Пароходов на Шексне, знаете ли, тьма развелось. Особенно туэра цепями своими рыбу пугают. Теперь она по мелким речкам разбежалась, часть в озеро ушла, а что осталось – во всякие снасти худо идет.

– Пароходы поубавили не только стерлядь, – решил оживить наш разговор еще один знаток-любитель старины.

– Из-за них Шексна лишилась, по моему твердому убеждению, оригинальности и, если хотите, поэзии.

Исчезли, и, надо полагать, навсегда, роскошные старинные баржи – «белозерки», «унжаки», украшенные арабесками и раскрашенными фигурами, прежде так радовавшие взор.

Вам необыкновенно повезло, дорогой Читатель. Вы встретились с настоящими знатоками этой чудесной реки. Однако смеем заметить, что им известны и менее привлекательные, а порой просто ужасные моменты из того же недавнего прошлого шекснинского судоходства.

В. Верещагин. «Бурлаки». Этюд. Х.м. 1866

Мы говорим о бурлаках 6– основной тягловой силе. На Шексне их называют «путинными». Среди них можно встретить не только крестьян, но и мещан, бывших купцов, лиц духовного звания и даже дворян. Потеряв свой капитал, лишившись мест, они обеднели и опустились, махнули рукой на прошлое и «безропотно тянут здесь свою лямку, питаясь летом трудами, а зимой, когда выйдут деньги, – Христовым именем». 7

С парохода, особенно с верхней палубы, бурлаков не разглядеть и не услышать: пароходы очень шумят и быстро бегают. Сойдите на берег, станьте у бечевника 8и вы услышите – сначала далекий, а затем все ближе и ближе слышимый хор: «По-дер-нем, по-дер-нем, по-дер-нем!» Не менее полусотни людей, босых, оборванных и загорелых, издают этот звук настуженными голосами. Бурлаки медленно идут, ступая нога в ногу и наваливаясь всем туловищем в жесткую лямку. Баржа скрипит, покачиваясь на встречном течении. Головы с всклокоченными волосами, часто ничем не покрытые, склонились низко к груди, едва прикрытой одеждой. Издали все бурлаки кажутся одним огромным существом, тихо двигающимся вперед и мерно переваливающимся сбоку на бок. Такими запомнил их младший брат знаменитого художника А.В. Верещагин.

Мы не станем открывать все «прелести» этой тяжелой службы. Слава Богу, она тихо и безвозвратно исчезает и на Волге и на Шексне. Хотя надо признаться, что это не совсем так. Выше Череповца существуют места, пройти которые, особенно когда вода стоит низко, нет никакой возможности, если не воспользоваться женской силой. Пароход здесь замедляет ход, а то и просто останавливается из-за обилия скопившихся судов, и тогда хорошо слышен шум, описанный очевидцем: «Характерной особенностью здесь является то, что лодки тянут не мужчины, а женщины. Обилие судов, вереницы лошадей и женщин в ярко-пестрых сарафанах и платках, визг, смех, «Дубинушка», крики мужиков, управляющих судами, – все это придает местности значительное оживление. (…) Когда все это исчезло из глаз, когда уже не видно было этих женщин-бурлаков и не слышно неприятно-визгливой «Дубинушки», на душе стало тяжело и неприятно». 9

Не только бурлаков можно встретить на изменчивых перекатах Шексны. Вот длинную барку, раскрашенную зеленой краской, тянут пятнадцатьлошадей, запряженныхгуськом. Коноводы, спотрескавшимися губами, черные от солнца и пыли, сипло кричат, свистят и щелкают бичами. А на корме, держась за руль, стоит, весь в напряженном внимании, щеголеватый лоцман в красной кумачовой рубахе и высокой поярковой шляпе. Он протяжно кричит: «Гоняй-й, гоня-й, Ванюха, гоняй-й-й!»

Пришекснинские жители исстари зашибали довольно значительные деньги на коноводских работах. Но не все добытую копейку сполна приносили домой. По ходовому берегу реки, где только предоставлялась возможность для более или менее продолжительных остановок каравана судов, всюду в изобилии понастроены были злачные места с надписью: «Распивочно и на вынос». В них, по свидетельству автора путевых очерков «От Шексны до Кубенского озера» – Ф.А. Арсеньева, «во всю свою могучую ширь гуляла русская буйная головушка, гуляла и прогуливала без числа и счета свои заработки».

Чашка кофе со сливками выпита. Разговор, пробудивший малоприятные воспоминания, угас сам собой, и Вы решаетесь прогуляться по палубе, понаблюдать за проплывающими слева-справа окрестностями. Однако через короткое время с удивлением обнаруживаете, что глазу решительно не на чем задержаться.

По обеим сторонам тянутся низкие заливные луга, торфяные болота, деревушки, поля да редкий ольховый лес. Никакая возвышенность не разнообразит убегающий вдаль горизонт.

Полистайте-ка лучше хорошо иллюстрированный справочник-путеводитель, изданный пароходной компанией.

Из него Вы узнаете, что к трем часам ночи наш «колесник» подойдет к пристани села Козьмодемьянска. Берег здесь приподнят искусственно на четыре аршина, и потому весеннее половодье вымывает из берега очень даже ценные, с точки зрения истории, предметы: «черепки глиняной посуды с древнею обливкою, медные и серебряные монеты, относящиеся ко времени Ивана Грозного».

Село известно еще и тем, что в нем с 1852 года живет известный народный поэт-самоучка Степан Яковлевич Дерунов. А к пяти часам утра пароход подойдет к причалу «Борки». Это уже пределы новгородские. Станция «Борки» находится на содержании Иоанно-Предтеченского Леушинского женского монастыря 10, отстоящего от пристани на 12 верст. Эта святая обитель замечательна своим быстрым ростом.

За каких-нибудь 30 лет она превратилась в первоклассный монастырь. На пристани устроена часовня, и в ней каждый раз, как только причалит пароход, раздается стройное пение монастырских сестер. Пассажиры охотно сходят на берег для слушания молебного пения. Через 10–15 минут пароход отчаливает, а священник в благое напутствие осеняет его святым крестом.