Михаил Захарчук - Коронная дата Великой Победы. 75-дневная Вахта Памяти в честь 75-летия знаменательной даты

Но верить шустрому Волкогонову, женоподобному Радзинскому, плодовитым, как кролики, братцам Жорику и Роику Медведевым. Наконец, учти: более двадцати лет (точнее – 23 года) я встречался с Молотовым, даже по рюмке с ним не единожды пропускал. Вот он был для меня своеобразной академией в постижении хода и исхода самой страшной в истории человечества войны. Мне могут возразить, что это была не «та» академия. Позвольте, но кто может мне назвать «ту», другую академию среди всех, функционировавших у нас после войны? И ты не думай, что я Молотову только преданно в рот смотрел, никогда ему не переча. Например, у нас с ним не было единомыслия в крестьянском вопросе. Он категорически не одобрял, скажем, моего романа «Люди не ангелы», как осуждал и книги о деревне Миши Алексеева, Серёжи Крутилина. Ну и что? Этот великий сподвижник Сталина имел право на свою собственную позицию по любому вопросу. И она никогда не была дилетантской, уж поверь мне.

…«Сталинист, сталинист»! А ты хочешь сказать, что Черчилль, Гопкинс, Гарриман, Бивербук и многие другие крупные западные политики, восторженно отзывавшиеся о Сталине, тоже были сталинистами? Или как тебе мнение немецких журналистов, однажды атаковавших меня в Дагомысе. Они искренне удивлялись: вот Советский Союз разгромил самую первоклассную армию в мире, склонил на свою сторону бывших врагов, выкорчевал даже корни фашизма, а теперь ваши же писатели и историки пытаются доказать всему миру, что в то время во главе ваших же вооружённых сил стоял недоумок. Как же нам, немцам, к этому относиться?

Естественно, я объяснил им, как и подобает коммунисту, разделяющему политику партии, то, что культ личности Сталина принёс нашему народу большие бедствия. Впрочем, бедствия эти появились, пожалуй, и с момента Октябрьской революции. Ведь она насмерть разделила тысячи и тысячи людей. Разве уехавшие за рубеж белогвардейцы стали друзьями советской власти? А рассеянные по стране бывшие помещики, кулаки, купцы, домовладельцы, заводчики? Естественно, они ждали, когда рухнет советская власть, иные создавали антисоветские организации, попадались на диверсиях, на антисоветских лозунгах. Всё это способствовало раскачиванию стихии репрессий, которая со временем обрела чудовищные, неуправляемые размеры и никаких оправданий иметь не может. Помню разговор на охоте секретаря одного райкома партии с начальником райотдела НКВД, чему был свидетелем: в соседнем, мол, районе нашли двадцать врагов народа, а у нас что, нет? Ищи как следует! И такое ведь было. Но при всём том я тебе так скажу: вот китайцы, они молодцы. Они постановили: в деяниях Мао Цзэдуна было 30 процентов неправильного. Остальное – верное. И закрыли тему навсегда. А у нас сейчас серьёзные люди стесняются называть Сталина полководцем, выигравшим войну против Гитлера. Ну может ли быть большая идеологическая нелепость?

Да, разумеется, мы должны знать, откуда и почему взялись те «тройки», свирепствовавшие в районах, областях, крупных городах, воинских соединениях. Чьим решением им была дана власть над жизнями ни в чём не повинных людей? Как поднималась рука у руководителей наркоматов и творческих союзов писать резолюции-согласия об арестах тысяч людей? Нам нужны не только констатации, общие изложения трагических фактов и ситуаций, но и серьёзные, глубокие, вдумчивые объяснения причин происходившего. Мы вправе знать всю правду. А её сейчас всё больше приспосабливают под температуру момента.

Я почему так много тебе об этом говорю? Да потому, что нельзя смаковать лишь горькие моменты из нашей истории. Это принижает, умаляет значение наших побед и в войне, и в мирной жизни. И если мы сами позволяем себе цинично лгать о собственной войне и нашей Победе, то что же тогда говорить о наших недругах. Они же будут на корню изничтожать величайший, беспримерный подвиг советского народа. Дивлюсь: неужели эта истина не доходит до людей?

…Ушёл из жизни Иван Фотиевич, успев хлебнуть всех прелестей постперестроечного бардака. Во всяком случае, вопиющее лицемерие Кравчука и хамское поведение Чорновила захватить успел. А всё, что происходило на Украине, его волновало по-настоящему и в не меньшей степени, чем в России. Собственно, развал Союза и весь последующий ельцинский бред Стаднюка в какой-то степени и доконали, потому что на здоровье и вообще на жизненный фарт природа ему, как уже говорилось, откровенно не поскупилась. Но то, что из-под его ног так стремительно и потому пугающе непонятно уходила его личная творческая Атлантида, – это писателя и свело в могилу внезапно и скоропостижно. Похоронили мы его на Кунцевском кладбище.

Есть в романе «Война» – лучшем, что написал Стаднюк, – одно примечательное авторское рассуждение: «Тяжкое то было время. К нему часто будут обращать взор летописцы, философы, златоусты всех континентов. Найдутся среди них и такие, которые позволят себе судить о событиях тех дней без должного понимания их сложной трагичности и рассматривать их с позиций некоего философско-исторического дальтонизма. А иные, стыдливо позабыв о бывших своих верованиях и публичных утверждениях, станут искать маятник “нового” времени и нередко скрип флюгера на чужой крыше принимать за голос истины. Эти люди при определённых гарантиях безопасности для себя, когда страх за своё благополучие не смущает их сердца, скоры на первое слово и на сомнительное дело. Они ревностно начнут высекать своими перьями искры из колеса истории и выдавать их за лучи правды».

Хорошо сказал земляк…

Не по своей вине великий советский и русский актёр Евгений Матвеев не попал на фронты Великой Отечественной войны. Он того страстно желал, но не получилось. И таких, как он, были миллионы…

Позволю себе здесь отступление, что называется, и по теме, и в строку. Долгие годы мне посчастливилось поддерживать самые тёплые отношения с выдающимся деятелем отечественной культуры, трижды лауреатом Сталинской премии, Героем Социалистического Труда, народным артистом СССР Павлом Петровичем Кадочниковым. О нём я ещё напишу. Однажды я спросил его: «Что бы вы изменили в своей судьбе?» Не задумываясь ни секунды, артист ответил: «Об одном сожалею: не проявил настойчивости, чтобы попасть на фронт. Хотя, видит Бог, всегда испытывал неудовлетворённость от собственной непричастности к войне, всегда казнил себя тем, что приходилось играть в театре, на съёмочной площадке в то время, когда мои сверстники воевали. И к руководству многажды обращался с просьбой отправить на фронт. Мне, естественно, отказывали, но сейчас, с высоты прожитых лет, вижу – это не оправдание. Надо было настоять».