Галина Синекура - Честь имею… Или все-таки поимели меня?!

Перед началом встречи с трудовым коллективом завода оставалось еще несколько минут, генерал вместе с другими членами президиума готовился к выступлению и просматривал страницы с какими-то цифрами.

– Разрешите обратиться, товарищ генерал? – я скромно приблизилась к его столу и выровняла осанку. Он поднял на меня глаза и снял очки. Вглядывается. Явно не понимает, кто я и что мне надо.

– Меня зовут Галина Синекура. Я вам письмо писала. Помните?

Генерал улыбнулся. У него человеческая улыбка, настоящая, а не дежурно-маскарадная. И глаза незлые. Он смотрит на меня с теплотой и заинтересованностью. Сейчас конец января, мое письмо он читал в начале октября предыдущего года. Значит, он меня вспомнил и теперь улыбается мне.

– Конечно, помню. Рад видеть. У тебя все получилось?

Я ведь тогда не подозревала о мошенническом выкрутасе кадровиков, вот и не поняла, что он имеет в виду, спрашивая, все ли получилось. Это сейчас я понимаю. Он же написал про «ввк, цпд и пр.». Если он видит меня сейчас за работой, значит, я прошла эти этапы отбора, оценена как годная к службе и теперь служу . Значит, что его слово сдержано передо мной, а его указание выполнено соответствующими сотрудниками. Естественно, этот человек не стал бы помогать мне в таком усеченном варианте, совсем не генеральского формата. Он просто не знает, что я – бесправная и ежедневно унижаемая вольнонаемная работница с зарплатой в 13 тысяч рублей!

Однако вы же помните, что тогда для меня и такой жалкий статус был приятен. Грустно мне становилось от понимания, какая у меня зарплата и осознания того, что мое будущее весьма туманно, поскольку в офицеры меня не взяли.

У меня чуть щиплет в глазах от нежности и благодарности к этому человеку в больших погонах, но я не обращаю внимания на свое волнение и без запинки произношу:

– Да, все получилось. Спасибо вам огромное за то, что вы – человек.

– Ты помнишь, о чем договаривались? Не подведи меня!

– Есть, товарищ генерал! Разрешите идти?

– Неси службу, новобранец…

Ура, я принимаю участие в освещении реальной сенсации! Через неделю бабуле-ветерану уголовного розыска исполнится сто лет. Почти половину своей жизни она посвятила работе в легендарном подразделении. До сих пор находится в светлом уме и хорошей памяти, чего-нибудь интересного можно будет у нее выведать. Я еще никогда не общалась с человеком, который так долго жил на этом свете. Уж она, вероятно, хоть приблизительно знает, в чем смысл нашей жизни.

Титулованную бабулечку поздравит сам генерал, и я тоже буду участвовать в торжественном мероприятии. Мне поручили одну из самых ответственных задач – написать очерк о ней. Удачно, что больше ни у кого в отделе новостей нет профильного журфаковского образования. Красочный материал с элементами экспрессии больше никто не напишет, поэтому мне ни с кем не надо конкурировать – эта сладкая задача априори может быть только моей.

– Свяжись с приемной начальника уголовного розыска, возьми телефон дочери бабушки. Узнай все про ее молодость, службу, семью, – велит мне моя начальница.

С радостью берусь за дело. Дочь героини будущего очерка очень рада моему звонку, мы довольно долго и подробно беседуем. То с ней, то с ее мамой. Хотя бабуля сама многое помнит и вполне хорошо излагает свои мысли, дочка все равно очень хочет добавить свои воспоминания. Например, о том, как мама допоздна была на работе, а она смотрела на темную улицу, прижавшись носом к оконному стеклу. Девочка скучала и тосковала по маме, но не позволяла себе капризничать и упрекать, потому что знала – она занята важным делом, помогает уничтожать жулье, расплодившееся после войны.

Представляете, какие уникальные эмоции меня переполняли: мой собеседник – ровесник века. Многие в гораздо более юном возрасте забывают о том, кто такие они сами, кто вокруг них и где они находятся. А бабуля прекрасно помнит, чем занималась семьдесят с лишним лет назад, и кому это было нужно.

Так, однажды она готовила ориентировку на опасного рецидивиста, подавшегося в бега. От этого субъекта всего можно было ожидать, он мог безжалостно убить любого, добывая себе ценности. Понимая, что от того, насколько тщательно она сможет словесно обрисовать внешность и повадки преступника, зависит то, как скоро его задержат и оградят мирных граждан от случайной встречи с ним, девушка максимально торопилась выполнить задание и старалась не упустить ни одной детали.

Изучая его особые приметы, она нашла информацию о том, что в одной из татуировок, на тыльной стороне его ладони, содержится матерное слово. Неприличный момент, способный смутить молодую и незамужнюю на тот момент девушку. Но принципиального и грамотного милиционера, коим она являлась на службе, это не покоробило. Вместо того, чтобы покраснеть и забыть этот неприятный факт, она указала его в первых строчках, понимая, что такие татуировки вряд ли могут быть у многих людей. Ориентировка получилась подробной, сразу вызывала визуализацию, что очень ценно для розыскных мероприятий. Рецидивиста удалось задержать буквально через несколько дней – он курил около сберкассы, и именно по необычной татуировке его узнал бдительный прохожий. Мужчина бегом помчался в ближайшее отделение милиции, там тоже быстро отреагировали, после чего на опасного субъекта надели наручники.

Эти и другие подробности служебной деятельности бабули очень меня впечатлили, я уже красочно представила себе, с чего начну свое повествование, как выстрою сюжетную линию, добавлю чувства и переживания… Общаясь, я попутно набрасывала текст. Почувствовала, что для полноценного воплощения моего документально-художественного замысла не хватает еще одной, наверное, даже самой важной детали. Да и лично для себя мне хотелось выяснить еще один момент, чтобы он прозвучал более четко.

– Что двигало вас вперед? Что не давало никаким трудностям, включая реальные холод и голод, сломить ваш дух и довести до отчаяния?

Бабуля задумалась буквально на пару секунд. Будто ответ на этот вопрос хорошенько разучен ею давным-давно, поэтому нет нужды что-то вспоминать или выдумывать.

– Я старалась ко всем хорошим и порядочным людям относиться по-доброму, и они отвечали мне тем же. И тогда я не чувствовала, что на мне одной лежит что-то непосильное. Мне всегда кто-то помогал, а я помогала кому-то.

Меня очень взволновало все услышанное, а это – в особенности. Я даже крепко зажмурилась, не выпуская из-под век слезинки. Несколько минут после разговора я сидела с закрытыми глазами и будто перенеслась в один из кабинетов в этом сером здании, в ненастный день первой послевоенной осени. Молодая девушка миниатюрного телосложения сидит за столом, около нее несколько таких же молоденьких оперативников. Давно стемнело, в здании не топят. Они сидят, поплотнее укутавшись в какие-то то ли куртки, то ли плащи, которые достались им, бог знает, с каких плеч. Изучают документы, переговариваются. Разламывают буханку серого ноздреватого хлеба, поровну делят его и медленно жуют, наслаждаясь каждым кусочком.