Зоя Криминская - Второго дубля не будет. Московский физико-технический. 1965—1971

Мне достался билет на афинные преобразования и задачка на касание прямой и эллипса.

Я преобразовала эллипс в окружность, нашла в новой системе координат точку касания и произвела преобразования обратно. Всё решение заняло 3 строчки, и никаких тебе сложных вычислений.

Старичок экзаменатор (Захаров) очень обрадовался такому оригинальному решению, объяснил, вернее, вывел меня на стандартное решение, которое я знала, но с перепугу забыла и придумала свое, значительно более компактное. Задал еще пару вопросов, на один я ответила неверно. Он открыл зачетку, поставил мне 4 балла, и я счастливая вылетела из аудитории.

Наташу я прождала с полчаса, она тоже сдала, и мы пошли обедать.

Потом была история партии, письменная физика, которую я вполне прилично решила, а на устной запуталась в объяснении кориолисова ускорения с точки зрения неподвижного наблюдателя, и получила 4.

Письменную по анализу я написала плохо, всего на 12 баллов из 42 или 48 возможных, но на устном экзамене я попала к Фохту, совершенно случайно, и получила свои пять баллов. Плохо понимая анализ, я выучила две тетрадки фактически наизусть, как стихи, в основном благодаря своей зрительной памяти и прочитала эти стихи Фохту, а славящийся своим либерализмом Фохт улыбался моим ответам и кивал головой.

Один из вопросов, попавшихся в билете, у меня не был записан на лекциях, видимо, я прогуляла, и я учила этот билет по Галиным конспектам. Я запомнила страничку выкладок и воспроизвела ее, но только то, что было написано с левой стороны листа, а мелкие пометки справа (пояснения) воспроизвести не смогла, пришлось разбираться и вспоминать, что там может быть. Во всяком случае, Фохт был мной доволен и поставил мне пять, правда, ниже четверки он не ставил.

Получилось, что я сдала первую сессию очень прилично – 3 четверки и одна пятерка. Ребята-батумцы, на курс старше, те, благодаря которым я узнала про физтех, встретив меня возле общежития, интересовались, как я сдаю, и были очень довольны – первую сессию для девушки не из математической школы я сдавала очень прилично.

– Ты будешь учиться, всё будет в порядке, уверили они меня, сами всего-то на год старше.

Довольная результатом, я купила билет до Батуми, и меня проводил на поезд Ефим.

На прощание, поколебавшись, я подала ему руку, а он свою подал в перчатке и засмеялся создавшей неловкости.

Так я и уехала к бабушке, унося с собой звук неприятного, насторожившего меня смеха своего приятеля.

Ехала я без телеграммы, но бабушка знала из письма, когда я приеду, и ждала меня.

Побросав чемоданы и расцеловавшись с бабушкой, я помчалась на минутку в кассы аэрофлота, где работала кассиром Софа 8 8 Моя близкая школьная подруга . В окошечке кассы сидела девушка с длинными черными волосами, большими агатовыми глазами и разговарила с клиентами мягким, вибрирующем голосом, полным вежливости и внимания, это наша резкая, грубоватая Софа – узнать ее было просто невозможно.

2 недели каникул пролетели быстро, я поправилась у бабули килограмма на 2, не меньше, сфотографировалась с Софой в любимом ателье на улице Сталина и, расцеловав всхлипывающую перед разлукой бабушку, вернулась в Москву.

По дороге, слушая стук колес и задумчиво глядя из окна вагона на расстилающийся передо мной морской простор, я вновь вернулась к забытым на время каникул мыслям о Ефиме, и хотя в глубине души уже ждала встречи с ним, но всё-таки решила, что этот хорошенький сероглазый парень герой не моего романа, и не стоит мне всерьез им увлекаться.

Позднее Ефим скажет:

– Ты приехала и посмотрела на меня такими глазами, что я чуть не упал. Разве можно так смотреть на живого человека.

И снова начались занятия. Во втором семестре пошла молекулярная физика, лабораторные занятия вела у нас молодая женщина, вела довольно интересно. Задание я сделала очень рано и сдавала одной из первых в группе. Степанов, наш преподаватель, дал мне задачку, часть вычислений для которой можно было взять из задачки задания, и я потянула тетрадь к себе, чтобы не делать долгих математических выкладок, а взять готовый ответ и пойти дальше. Но Степанов резко дернул тетрадь на себя.

– Я хотела, – начала я и, взглянув на его покрасневшее лицо, осеклась. Я поняла, он думает, я списала задание и не смогу повторить выкладок.

Я закусила губу и вывела всё, что нужно, а когда отвечала, то объяснила ему, что хотела только посмотреть формулу, чтобы ее не выводить еще раз.

– Но я должен был знать, что Вы умеете это делать, уже спокойно и уважительно сказал Степанов и, задав пару вопросов, поставил мне зачет по заданию

Контрольную по физике в этот раз я написала на тройку, по лабораторным у меня было пять, и я на зачете по физике получала тоже пять. Но это в конце года.

У Наташки не складывались отношения со Степановым и с физикой. Первый семестр она проскакала без двойки, но потом… потом было плохо.

На семинарах по математике я по-прежнему ничего не понимала.

Кащенко читал вслух наши баллы по письменной и результаты устных экзаменов, и на мне —12 баллов и отлично – сделал выразительную паузу, донельзя меня оскорбившую.

Кащенко считал меня абсолютной дурой, которой я не была, просто он сам похабно вел занятия.

Он подходил к доске, выпятив вперед нижнюю часть туловища, как будто намеревался прилюдно изнасиловать классную доску, писал на ней интеграл и говорил мерзким голосом:

– Ну как узнать, сходится интеграл или нет?

Поворачивался к аудитории, оглядывал горящими черными глазами ис-подлобья:

– Вообще говоря, это надо чувствовать!

И встряхивал лохматой башкой.

Я смотрела на доску и ровным счетом ничего не чувствовала, кроме того, что письменную по анализу я не напишу, так как даже задания и то решить не могу, и нужно-таки что-то делать.

На нашем факультете учился Толя, отслуживший, толковый и организованный парень. Их группа занималась скопом, они решали задания, исследовали интегралы на сходимость, и Толя пригласил меня на эти занятия.

Он стоял у доски и писал по пунктам, что нужно проверить у подынтегральной функции, какими она должна обладать качествами, чтобы была условная сходимость, и какими при абсолютной сходимости интегралов. Один, два, три, четыре, пять, шесть, – я слушала и записывала пункты, и мир интегралов перестал быть для меня за семью печатями – никаких, оказывается, чувств, разложи всё по полочкам и сиди, считай, думай.

У них в группе был сильный семинарист, он так их учил, они научили меня, и благодаря этому я хоть как-то написала письменный экзамен по анализу и даже лучше, чем в первом семестре.

Но до этого еще далеко, а пока мы ходим с девочками на лыжах, и я хожу с Ефимом на каток, он завязывает мне ботинки с коньками, а потом снимает с замерзших ног и пытается растереть сведенные холодом ступни ладонями. Но я позволяю только снять ботинки, а уж трогать мои ноги – нет, это чересчур, и я отталкиваю его руки, поджимаю ноги под себя. Видимся мы только в будни, по выходным он уезжает к своим теткам, а я езжу, но уже реже к дяде Боре. Иногда, я возвращаюсь от них по утрам, вместе с тетей Ниной 9 9 жена дяди Бори . Маленькая подвижная тетя Нина привычно быстро передвигается в густой толпе, и я еле поспеваю за ней. Плотный поток людей заносит меня в двери вагона на «Соколе», и на «Белорусской» с этим же потоком я выбираюсь из вагона и по переходу на кольцо, и там до «Новослободской». Главное, не задохнуться в такой толпе, впрочем, если станет плохо, то упасть всё равно не удастся. Молодая женщина, стоящая рядом со мной, разворачивает газету, кладет ее на спину мужчины, читает и еще что-то жует, явно завтракает. Рядом кто слабо пищит, что ему наступили на ногу. На минутку, оторвавшись от газеты и перестав жевать, женщина саркастически вопрошает: