Иван Захарьин - Встречи и воспоминания: из литературного и военного мира. Тени прошлого

Генерал Липранди, бывший уже на ножах с губернатором, отлично, конечно, знал всю эту историю, и вот случилось следующее необычайное происшествие: когда корпусный генерал проезжал по Дворянской улице, где помещалась городская полиция, канцелярия полицмейстера и кутузка, на запятки его кареты быстро вскочил несчастный еврей и подъехал вместе с ним к квартире Муравьева. Тут уже Липранди открыто принял его под свое покровительство: спустя всего несколько минут после того, как он вошел к министру, дежурный чиновник вышел на крыльцо и пригласил так счастливо ускользнувшего из полицейской кутузки еврея к министру же, в его приемный зал… Что там говорилось и делалось – это, конечно, осталось для публики неизвестно; но только купец получил в тот же день свои документы и поспешил, подобру-поздорову, уехать из Тамбова, а полицмейстер и губернатор получили потом из Петербурга по этому делу большие неприятности.

Вскоре, однако, турнир между Данзасом и Липранди был закончен и совершенно неожиданно полною победою губернатора: генерал-лейтенант Липранди был отчислен от командования 6-м корпусом и назначен членом военного совета, а на его место назначался заслуженный артиллерийский генерал Стахович (ходивший с серебряным обручем на голове, рассеченной сабельным ударом).

В Тамбове в это время были две личности, диаметрально противоположные по своему общественному положению и профессиям, но, тем не менее, пользовавшиеся одинаково шумным успехом среди высшего губернского общества и преимущественно у дам: это были епископ Макарий и актер Милославский. Первый из них был совсем еще молодым человеком, имевшим с небольшим 30 лет, с темными волосами, высокий, стройный, красивый, обладавший замечательною способностью импровизации, которая всего рельефнее проявлялась в его проповедях: он говорил их увлекательно, без всяких тетрадок и без аналоя, с одним лишь архиерейским посохом в правой руке; публика так и рвалась к алтарю и амвону, чтобы не проронить ни одного слова церковного витии; многие приезжали и приходили к обедне лишь ко времени проповеди. Впоследствии преосвященный Макарий был архиепископом в Харькове и Вильне, а затем назначен был на митрополичью кафедру Москвы, где и скончался весною 1882 года.

Знаменитый актер Милославский пожинал, в свою очередь, лавры в тамбовском театре, незадолго до того выстроенном на Дворянской улице. По происхождению Милославский был барон Фридебург, с прекрасным воспитанием и крупным сценическим дарованием. Я видел его в пьесе «Испанский дворянин» в роли Сезара де Базана и хорошо помню его изящную и увлекательную игру и те шумные овации, которыми его приветствовали.

Расстояние от Чембара до Калуги было тысячу слишком верст; мне по правилам полагалось ехать по 50 верст в сутки, а всего три недели, между тем я легко ехал почтовыми лошадьми по 150 верст в день и имел, следовательно, в своем распоряжении целых две недели лишних, поэтому и прогостил в Тамбове и повеселился все первые дни Рождества, а затем уже двинулся в дальнейший путь, останавливаясь лишь для ночлега и обеда.

Приехав под самый Новый год на одну из почтовых станций под Зарайском, я застал там несколько помещичьих семейств, ожидающих лошадей уже целые сутки, так как станция эта была маленькая, а разгон и проезд по случаю Святок большой. И мне тоже, несмотря на то, что я ехал «по казенной надобности», смотритель объявил, что ранее как через двенадцать часов он не может дать лошадей, и, таким образом, я застрял на этой станции, да еще под Новый год.

Но тогда были совсем иные общественные отношения, нравы и времена! Благодаря молодости, живо удавалось сходиться с людьми, да наконец – и это самое главное – все застрявшие на этой станции оказались помещиками – двое калужскими, а остальные местные, рязанские, жившие недалеко от Зарайска. Между ними была семья отставного ротмистра Телегина, возвращавшаяся из Москвы и состоявшая из десяти душ: они ехали в трех возках с горничными и лакеями и забирали по три тройки. Семья Телегиных состояла преимущественно из молодежи: ехал моряк, офицер, старший сын Телегина, и двое статских, младших его братьев, затем мать, тетушка и несколько барышень.

Так как я приехал на станцию уже перед вечером, то, войдя в зал и узнав, что лошадей ранее утра получить невозможно, приказал было Савельеву «расстараться» самовар, а сам начал снимать с себя дорожную шубу. Но в это время ко мне подошел высокого роста седой и очень почтенный на вид господин и заявил мне, что «это никак невозможно, чтобы я сидел за отдельным самоваром, когда он у них уже стоит и кипит на столе»… Это и оказался глава всего путешествующего семейства, довольно богатый помещик Телегин. Я с удовольствием принял его приглашение, и не прошло часа, как уже перезнакомился со всеми, застрявшими на станции, и моряк-офицер рассказывал нам о своих плаваниях в морях далеких стран, а затем барышни стали петь хором народные русские песни, и вечер прошел совершенно незаметно. Когда стрелка станционных часов приблизилась к 12-ти, и часы, собираясь бить, страшно зашипели, вошел человек Телегиных с подносом, стаканами (бокалов не оказалось на станции) и несколькими бутылками шампанского.

– Точно чувствовал я, – говорил г-н Телегин, – не послал вино транспортом, а приказал прямо поставить ящик на возок и привязать, – вот теперь и пригодилось.

Мы все чокались между собою, поздравляли друг друга и желали всего хорошего.

Когда пришла ночь, то решено было разделить всю станцию на две части: в малой комнате лечь дамам, а в большой – мужчинам; а так как в обеих этим комнатах было всего лишь два дивана, то прислуга натащила нам целые вороха сена и устроила постели на полу. Затем смотрителю было объявлено, чтобы никаких новых проезжих во время ночи в наши комнаты не пускал, а приглашал бы их располагаться на своей половине, – за что ему и была обещана приличная мзда.

Наутро мы поднялись рано, но лошади оказывалось еще не были для нас готовы, так как с вечера поднялась небольшая метель, и лошади, возившие проезжающих на соседнюю станцию, только что к утру вернулись и не были еще вполне выкормлены. Решено было напиться чаю и идти в церковь, а когда мы вернулись от обедни, на столе был готов завтрак, а лошадей нам уже запрягали.

Выехали мы все вместе. Меня пригласили сесть в один из возков, – и я потом уже не в силах был отказаться от радушного приглашение господ Телегиных заехать к ним, – и из Зарайска поехал не на Тулу, как бы следовало, а взял в сторону и попал в имение моих радушных попутчиков, у которых и провел конец Святок, едва выбравшись 7-го числа [34] После праздника Богоявления (Крещения Господня) 7 (20 по н. ст.) января. в дальнейшую дорогу, – к великому конфузу и смущению Савельева, который полагал уже, что мы едва ли доберемся до Калуги с этими подводными камнями, повстречавшимися в Тамбове и в Зарайском уезде на нашем пути «по казенной надобности»…