Сергей Белкин - Игра как жизнь. Часть 2

Свидетельство об окончании СИБАки (верхняя часть). Омск, 1928 г.

Свидетельство об окончании СИБАки (нижняя часть). Омск, 1928 г.

К сожалению, документ распался на две половинки, поэтому и представлен двумя фотографиями: «верх» и «низ» первого листа свидетельства. Во внутренней части свидетельства – «Перечень прослушанных… теоретических курсов и выполненных практических занятий». Всего 62 наименования. Подписи, печать. Все это напечатано типографским способом и выглядит импозантно. Интересная приписка напечатана здесь же на машинке. Начинается текст на второй странице, продолжается – на третей:

«Обозначенный в настоящем свидетельстве гражданин БЕЛКИН Николай Иванович, как получавший госстипендию в течение с 1924—28 году – 46 месяцев на сумму 832 рубля подлежит действию Совнаркома РСФСР от 24 Марта 1926 года в порядке возмещения расходов, понесенных государством на содержание стипендиатов учебных заведений и поэтому обязан проработать в производстве по специальности не менее вышеуказанного срока. По выполнении гр. Белкиным Н. И. всех обязательств по указанному декрету, он обязан представить в ВУЗ удостоверение учреждения или предприятия, где он отрабатывал стипендиальную задолженность с указанием срока пребывания на этой работе, для учинения на свидетельстве надписи, предусмотренной статьей 6 Инструкции о полном возмещении его стипендии.

ОСНОВАНИЕ: Еженедельник НКП от 4/Ш – 1927 года №9 ст.176.

Подписи, печать».

Часть третьей страницы Свидетельства об окончании СИБАки. 1928 г.

Так что высшее образование было уже бесплатным, а вот стипендию давали как бы «в долг». Фактически, государство кредитовало – под нулевой процент – поддержку в период обучения. В мое время стипендию «возмещать» было не нужно, хотя обязательства работы «по распределению» сохранялись.

Итак, в июне 1928 года Николай Белкин окончил институт и был оставлен в аспирантуре. Было ему тогда 26 лет – нормальный возраст для аспиранта в нашем сегодняшнем понимании. Я, например, поступил в аспирантуру на год позже, в 27 лет. Так что, за 8—10 лет отец наверстал все, что обычно отнимает лет 20.

В 1928 году у него выходит три печатных работы в «Трудах Сибирского с.-х. института»: «Натрификация в уплотненном гор. „В“ столбчатого солонца», «Динамика фосфора в почве за вегетативный период» и «Усвоение и накопление фосфора пшеницей на различных почвах при различной влажности».

В 1968 году отец ездил на торжества по случаю 50-летия Сибаки. Вернулся восторженным помолодевшим. Об этом я напишу подробнее в следующем томе повествования.

В изученной на сегодня части семейного архива документов Омского периода мало. Есть, правда две медицинские справки – обе 1936 года. Любопытства ради приведу их содержание. Одна из них – анализ желудочного сока Н. И. Белкина, выполненный в Омском областном институте эпидемиологии и микробиологии от 21 ноября 1936 года. В нем содержатся сведения о лейкоцитах, дрожжевых клетках и прочем. Второй документ – из Рентгеновского кабинета Хирургической больницы города Омска. Туда Николай сходил 2 декабря 1936 года. В нем написано, что у него «желудок неправильной формы… Рельеф слизистой грубый, неравномерный, складчатый (gastritus). Болезненности при пальпации не отмечается.…». Потом еще много всего написано, а в конце: « Прямых указаний на (что-то по латыни) не обнаружено, но состояние желудка несколько подозрительное. В дальнейшем необходимо наблюдение». Из всего этого можно сделать уверенный вывод, что уже в это время отец жаловался на желудок. Впоследствии была обнаружена язва, доставлявшая ему большие или меньшие проблемы всю жизнь.

Но это когда еще будет, а пока папа молод и вся жизнь впереди. Сохранившиеся фотографии дают нам возможность увидеть эпизоды этой жизни.

Справка из рентгенкабинета Омска, 1936 г.

Фотографии этого периода в семейном альбоме имеются, в том числе и и очень хорошего качества. Начну со сделанной в ателье и вставленной в паспарту с тиснением, фотографии, на которой отец сфотографировался вместе со своим другой – Н. Максимовым (если я не ошибаюсь: подписей нет). Видимо, это «торжественное» фото делалось в связи с окончанием «Сибаки». На обороте надпись: «На долгую память дорогим родителям и сестренкам от сына и брата. 10/IV-29. Омск.» Поскольку я был свидетелем несколько недоуменной реакции современных людей на эту подпись, исполненную в старорежимной речевой стилистике, поясню, что не надо размышлять над тем, кто из изображенных «сын», а кто – «брат». Высказывание сделано от одного человека (Н. Белкина) двум адресатам: родителям – в качестве сына, и сестрам – в качестве брата.

Н. Максимов (слева) и Н. Белкин (справа). Омск, 1929 г.

Среди развлечений тех лет, несомненно, был и кинематограф. Я помню, как отец рассказывал о просмотре им кинофильма «Броненосец „Потемкин“», о том ошеломляющем впечатлении, которое произвело знамя, внезапно вспыхнувшее на экране настоящим красным цветом! В то время цветного кино еще не существовало, авторы фильма вручную, кадр за кадром раскрасили красным лаком полотнище развевающегося стяга. Так было сделано для премьерного показа в Москве, в Большом театре. Где и когда это видел отец – не знаю, память не сохранила. Может, и в Москве, а, может, и в Омске…

Несколько эпизодов о самой учебе. Павел записал кое-что о специфическом жаргоне студентов тех лет.

Они не отправлялись на каникулы, вместо этого говорили «летние вакации». Зачётные книжки у них были, только назывались они иностранным словом «матрикул». Вот рассказ о нерадивом студенте, однако же, сумевшем получить незаслуженный зачёт. Он просто явился к профессору, открыл «матрикул» и, показав нужное место, сказал: «Вот здесь распишитесь, пожалуйста». Преподаватель расписался, присутствующие недоумевали. Не исключено, что студенты могли кое-что не знать и исказить реальность в своём воображении.

Добавлю и я запомнившийся мне из рассказов отца эпизод сдачи экзамена по политэкономии. Во время экзамена преподаватель вышел покурить, а с ним и курящие студенты. В ходе перекура преподаватель достал из кармана коробок спичек, потряс перед всеми и спросил: «Что это такое?». Самый находчивый быстро сообразил и ответил: «Продукт производства!». Преподаватель хмыкнул и сказал: «Молодец» давай матрикулу». Из этих эпизодов – забавных, потому и памятных – не следует делать вывод о том, что уровень требований был низким и безответственным.