Вячеслав Смирнов - Напокишу. Книга о моем отце

– А как фамилия?

– Смирнов.

– Я помню Смирнова, электриком работал.

– Да, это мой папа, – говорю. – Можно вас на видео снять?

Часть разговора я записал на камеру.

– Александр его звали.

– Нет, моего папу звали Анатолий.

– Я уже забыл. Мы с ним вместе работали.

– Мы жили в доме №2.

– Да, помню этот дом: вы справа жили, а слева жил Губа.

– Да, вон он, наш дом.

– Я и не знал, что у Толи дети были. Но я же у него не был в гостях, только по работе общались.

По моей просьбе собеседник представился. Говорит, что родился здесь и прожил часть жизни. Когда работал, жил в другом месте. Потом стал жаловаться на нынешнюю ситуацию, на разрушающееся село. В общем, у меня все есть на видео.

Папа и мой младший брат Олег, март 1986 года

Опять зашли с мамой в старую школу, зашли без проблем в две комнаты, где теперь хранятся экспонаты когда-то существовавшего музея. Двери без замка, заходи кто хочешь. В одной из комнат – стенды, фотоальбомы. Переснял мой детский сад, который давно снесен. Переснял фотографию моей воспитательницы, в которую был влюблен детской любовью. Переснял еще ряд различных фотографий. Вглядывался в фотографии, надеясь увидеть если уж не себя, то хотя бы папу, маму. Нашел коллективное фото с тетей Клавой, она все-таки здесь 55 лет прожила, работала в школе.

Днем записывал на видео рассказы тети Клавы о войне, о маме и бате (моих бабушке и деде), о сводном брате Александре, погибшем на шахте в 1943 году, и о родной сестре Александре, с которой жизнь навсегда развела в 1964 году после того, как еще один родной брат, Александр, убил батю.

Зашел в библиотеку в клубе, скачал подборку фотографий из прежней жизни села.

Март 1986 года

В течение дня неоднократно подходил к дому, где мы когда-то жили – и один подходил, и с мамой. На доме – ржавый номер, оставшийся с той поры, когда мы тут жили. Все напоминает о папе: он ходил по этой улице, я стою именно на том месте, где он запечатлен на старой фотографии полвека назад. Удивительно это. Слез нет, но есть масса других эмоций. Завтра последний полный день, когда я здесь. Может, это последний раз в жизни. Надо с утра совершить одиночную прогулку, погрузиться в собственные мысли.

С утра съездили с Аленкой в Одесское. Там я, конечно, ничего не помню – возможно, в детстве редко бывал.

В Лукьяновке все-таки заснял проходку вокруг дома, где мы жили в 1970-е.

С Машей и мамой пошли к Аленке, перед этим прошлись по селу, подошли к месту, где когда-то стоял роддом, в котором я родился. Постояли на месте, где был садик, в который я ходил. Да понятно: пройдут еще годы, и исчезнет даже то, что я с трудом, но все же помню.

Март 1986 года

В гостях я записывал интервью с тетей Клавой и Машей. Спросил про своего папу. На видео слышно, как я пару раз шмыгаю носом. Не получается отстраненно, без эмоций слушать о родном человеке.

Попросил Клаву и Машу рассказать, какого они мнения об опубликованных маминых воспоминаниях.

Еще попросил рассказать о Сашке Петровых-младшем. Клава рассказала, а на Маше закончился объем карты памяти, а это 64 ГБ. Впервые снимаю такой большой объем. Впрочем, за эти дни я снял довольно много видео.

Вчера или позавчера узнал, что в Лукьяновке открыли дом престарелых. Про себя я подумал, что когда состарюсь, а в Тольятти умрут все мои близкие, то я вернусь на малую родину и буду доживать здесь, тут меня и похоронят. Откуда пришел, туда и уйду.

Папа на кухне, март 1986 года

Нет, вы что, это не пафосное решение. Это просто мысли, которые промелькнули в голове. Я ведь даже представить не могу, как оно все случится на самом деле. Может ведь так повернуться, что я не смогу проконтролировать свои последние годы, месяцы, дни. Вот папа, к примеру, еще за день до смерти и знать не знал, что завтра его не станет. Такие вещи мы не в силах планировать, да.

Последний день в Лукьяновке. Попрощался с Клавой. Боюсь, видел ее последний раз в жизни. Возможно, и в родных краях больше никогда не побываю, раз уж появился здесь 43 года спустя.

Обошел еще раз село – в основном те места, которые хоть чуть-чуть помню. Зашел в одну из заброшенных квартир в соседнем доме, поднялся на второй этаж. Какие все-таки крохотные были комнаты.

Подошел к окнам квартиры, где недолгое время жили мои мама и бабушка – тоже все заброшено, стекол нет, окна зашиты металлом.

У нашего дома стоял долго, подходил то с одной, то с другой стороны. За домом у стены сорвал сухой стебелек, так называемая «трава у дома». Хотел хоть какую-нибудь ерунду привезти с родины. Часть стебля прикопаю в папину могилу, такой символический жест. Часть оставлю у себя.

Да, пребывание на родине волнительно. Когда-нибудь это нужно было сделать. Аленке пообещал, что приеду сюда летом на условный сенокос. Но летом – мама на даче, ее одну не оставишь. О-хо-хо: я буду свободен в перемещениях лишь после маминой смерти. Пусть она поживет подольше, в Лукьяновку я еще успею.

И снова на кухне, 23 марта 1986 года

Вчера после обеда поехал на маршрутке из Лукьяновки в Омск. Там Сергей Пестрожуков меня встретил и отвез домой к своей семье – моей сестре Тане.

Опять разбирались с отсканированным альбомом тети Клавы, часть альбома я все-таки переснял, предварительно скинув с фотоаппарата на флэшку два видеофайла, чтобы освободить место.

Вечером Таня устроила мне экскурсию по Омску, в течение часа прошлись по улице Ленина, сестренка немного рассказала об объектах, которые здесь находятся.

В целом вся поездка за эти дни оставила много впечатлений. Я понял, что мне было бы плохо здесь жить, но я бы к этому привык.

Я был удивлен, что здесь еще помнят моего отца. Я пару дней назад писал, как случайный прохожий сказал:

– Смирнов? Электрик, помню.

И Аленка рассказывала:

– Вашего папу здесь помнят. Кто-то рассказывал, что у него самые чистые свиньи. В свинарнике дощатый пол, устланный соломой. Ни у кого такого не было.

14 апреля 1986 года