Вячеслав Смирнов - Напокишу. Книга о моем отце

Свозил маму в Литературную гостиную библиотеки Автограда, там сегодня прошла презентация литературного журнала «Город» №41, где опубликованы мамины мемуары «Касьяниха». Мама была счастлива, что увидела меня в каком-то ином, может быть, свете: я был ведущим программы. Для меня была важна прямая связь с читателями: и на самом мероприятии, и после о маминой публикации сказали много хороших слов, люди подходили, благодарили, надарили маме шоколадок и коробку конфет. У мамы хорошее настроение, это ее поддерживает.

Когда выйдет отдельная книга, я организую серию мероприятий, чтобы мама почувствовала свою востребованность, это тоже поддержит ее.

Весь этот проект я затеял ради папы, ради его памяти. Но и ради мамы, конечно. Просто папа теперь уже ничего не сможет рассказать. Вся надежда только на маму: она жива, и излагает свою версию всей нашей жизни – как до моего рождения, так и после. Я благодарен маме за то, что она откликнулась на мою просьбу написать мемуары.

О папе на сегодняшней встрече мама сказала несколько слов:

Осталось много кадров, запечатлевших папу за чтением, 1986 год

– После смерти мужа образовалась пустота, которую нечем было заполнить. Я благодарна своему сыну за то, что он заставил меня писать воспоминания, это отвлекло от грустных мыслей.

Спасибо тебе, мама, что ты взялась за эту работу.

Через несколько часов отец навсегда и безоговорочно станет фактом прошлого. То есть, сейчас я могу сказать, что в этом году у меня еще был отец. А вот завтра, 1-го января, я могу лишь произнести: в прошлом году у меня был отец. В прошлом…

Я каждый день вспоминаю о папе, каждый день думаю о нем. Некоторые мысли гоню прочь, потому что сразу наворачиваются слезы. Да они и так каждый день наворачиваются. Ко всему этому нужно привыкнуть. Я не знаю, сколько лет должно пройти, чтобы смириться с потерей. Я меня есть опыт потери близких. Но чтобы речь шла о настолько близком человеке – такого еще не было.

1986 год

В новогодние каникулы следует мобилизоваться и как-то систематизировать на бумаге все то, что я помню о папиной жизни. Потом не будет времени, опять начнется текучка. Это нужно сделать скорее, пока меня и отца не разделяют годы, потом многие вещи забудутся или трансформируются в памяти.

Никому, кроме меня, эти воспоминания не нужны. Но пока я жив, это важно для меня. Из своей несовершенной памяти я постараюсь выудить все, что было связано с моим папой.

Если говорить об итогах года, то они, конечно, катастрофические. Да, я понимаю, мы каждый год кого-то теряем, это печально. Но настолько значительной потери у меня еще не было. Я надеюсь на время, оно должно пригасить эмоции. Ведь не может быть все время так бесконечно больно.

1986 год

В новогоднюю ночь Ирина рассказывала о том, что папа словно предчувствовал свою смерть.

– Может, врачи ему что-нибудь сказали, – говорила она.

Папа вообще был пессимист. Он страдал оттого, что мы живем в нищете. В последнее время он часто заводил разговор на эту тему, поскольку, наверное, понял, что пора подводить итог жизни, и он неутешителен.

Папа нередко оговаривался по тому или иному поводу, – к примеру, насчет своего юбилея:

– Если доживу.

Или повторял:

– Когда я умру, как вы будете жить без меня?

Сейчас уже понятно, что он все тащил на себе, до самого своего последнего дня. И он был прав, когда беспокоился о таком будущем. Мама у нас беспокойная, и папа все удары принимал на себя, возился с ней. Продовольственное обеспечение, какие-то дела по дому – тоже все на нем.

Мама и папа после работы или в выходной день, 1986 год

Нас он обманывал, когда его отправляли в поликлинику: говорил, что был у врача, а сам не ходил. Говорил, что сделал флюорографию, а сам не делал. С осени 2017-го стал покашливать, да так и довел все до летального исхода. Мы, конечно, тоже беспечны были, не углядели.

Я не думаю, что врачи что-то сказали папе, что он что-то знал или предчувствовал. Это было обычное старческое ворчание, когда понимаешь, что ты старый и умрешь раньше, чем твои сыновья. Это сейчас мы наделяем папины слова каким-то особым смыслом. Они действительно звучат иначе, воспринимаются по-другому после его смерти.

У Ирины сегодня день рождения. Сидим в моей комнате за столом. Мы уже отужинали, сделали перерыв, пьем чай с тортиком.

Я посмотрел на папин портрет, а он смотрит на нас строго, с укоризной: дескать, что же вы без меня-то едите? Я в мыслях готов был сказать: «Вот, кушай, папа», – и подвинуть ему чашку.

Слезы подступили. Мама увидела мое напряженное лицо и спросила:

Мама, папа, Олег, 1986 год

– О чем задумался? Из чего торт состоит?

Я покивал головой. Потом еще раз взглянул на папин портрет. Потом пошел в ванную умыть лицо, смыть слезы. Потом еще раз ходил смыть слезы.

А про себя думал: я же взрослый мужик, могу плакать, когда захочу. Даже прилюдно могу плакать. Кто мне что скажет?

В прошлом году уже после смерти отца обнаружил в бумагах письмо, которое папа написал мне почти 43 года назад. Послание написано на почтовом бланке для денежного перевода – очевидно, что было под рукой. Это удивительно: прошла жизнь, а какой-то листок бумаги сохранился, остался цел.

Я тогда учился в Сергиевске в интернате санаторного типа, родителям сложно было приехать, и они писали письма.

Папа пишет мне:

Здравствуй, Славик!

Посылаем тебе сапоги, яблоки, варежки, в сапогах конверты.

Пиши свои новости, как твое настроение.

Шапку теплую и шубу привезем в следующий раз. Учись хорошо, старайся, будь внимателен.

У нас был ежик, мы держали его три недели, ухаживали, а потом выпустили в лес.

Мама, папа, Олег, 1986 год

Сегодня суббота, у меня с мамой выходной.

Пиши, Славик, как твое здоровье, самочувствие.

До свиданья!

Твой папа.

2.10.1976