Вячеслав Смирнов - Напокишу. Книга о моем отце

Домашние предполагали (судя по прошлому году), что там будет непролазная грязь, до кладбища не добраться, а если и добраться, то на самом кладбище по снегу нельзя будет пройти к могиле отца. Честно говоря, и я так думал. Но, несмотря на пугающие перспективы, принял решение хотя бы предпринять попытку приблизиться к месту папиного захоронения.

По селу и по проселку дорога была нормальная, я без остановок и окружных путей быстро дошел до кладбища. Центральная аллея на кладбище была влажная, но тоже приемлемая. И главное – тропинка в сторону могилы отца была протоптана в снегу. Мельком обратил внимание, что перед Новым годом тут были захоронения. Скорее всего, посетители натоптали дорожку.

Большим сюрпризом стал обнаруженный среди слайдов забытый кадр: папа, я и Олег напротив дачи, середина мая 1986 года

В сторону могилы Тамары Ивановны снег хоть и осел, но туда никто не ходил всю зиму, тропинки не было. Я не рискнул идти туда по снегу, пусть он и растаял изрядно.

Больше четырех месяцев не был у папы. Это хорошо, что сегодня так все сложилось, и я без проблем мог до него добраться.

Вернее, не до него, конечно… А до места его захоронения. Папы уже нет на этом свете, и я навещаю лишь участок земли, под которой покоятся папины останки. Все же проговорил несколько фраз вслух, адресуя их папе.

Я благодарен тебе за то, что ты был в моей жизни. Я не понимал, какое это счастье. Тебе было одиноко долгие годы, ты находился в зоне отчуждения. Мама ежедневно бранила тебя, я не понимал, зачем она это делала, но не вмешивался. Если и вмешивался, то в тех случаях, когда ругань просто зашкаливала. Брат Олег дистанцировался от отца, не общался с ним. Да и я за всю жизнь не поговорил с отцом ни разу, мы не были близки. Как мне стыдно сейчас за все и тяжело от этого: мы могли сделать папину жизнь намного легче и ярче. Но не сделали этого. Что толку, что я теперь тысячу раз повторяю: «Прости, прости, прости»?! Я говорю это в никуда, папа меня уже не услышит. И не простит.

Похороны моего двоюродного брата Александра Хазова. Слева направо: папа, мамины сестры Клавдия Петровых и Тамара Хазова, за ними Татьяна Нюнько, справа сзади Алена Макарова и Олег Нюнько, за ними, вроде, Сергей Хазов, ноябрь 1986 года

Кладбищенская калитка и ворота распахнуты настежь. Я закрыл калитку. А когда покидал кладбище, закрыл одну створку ворот, вторая была прижата горкой льда и не закрывалась. Вероятно, распахнули ворота в снегопад, когда завозили хоронить очередного покойника, да так до весны и не смогли закрыть.

За оградой кладбища оставил слезы и угрюмо пошел на остановку. В конце проселочной дороги перед выходом на сельскую улицу мне посигналил автомобилист, попутно подвез к выезду из Выселок. Там к остановке почти сразу подъехал следующий автомобиль, я за 35 рублей доехал до Парк Хауса. Пригородный автобус теперь тоже стоит 35 рублей.

Заехал позавтракать-пообедать домой. Мама, кажется, испытала облегчение, когда узнала, что я без затруднений смог добраться до папиной могилы, навестил его, передал, скажем так, привет. Позвонила сестрам Клаве, затем Маше, рассказала детали моей поездки с моих слов.

Папа, Олег и мама приехали ко мне в гости в воинскую часть. Белоруссия, Падневичи, 27 декабря 1986 года

Ненадолго заехал на работу. Затем с Борисом Скотневским и Володей Мисюком отправились к Виктору Стрельцу в «Солнечное» – у Вити сегодня юбилей, 70 лет. Год назад по понятным причинам я не смог лично поздравить Виктора. Сегодня даже отвлекся в компании, поднялось настроение. Все-таки на людях держишь себя в руках, не позволяешь себе погружаться в мрачные мысли.

Вечером дома помянули папу обыденно. Я купил пироги, попили чай. Мама просто сказала: «Помянем Анатолия Ивановича». У нас как-то не принято рефлексировать, обсуждать эти темы. Все равно я до сих пор в кругу семьи не могу говорить об отце. Я, конечно, в состоянии себя контролировать. Но я не в состоянии себя контролировать. Поэтому лучше молчать. Начинаешь говорить – начинают литься слезы.

Папа, я и мама, 27 декабря 1986 года

Дорогой папа, весь этот год каждый день я вспоминал о тебе. Почему человек умер для того, чтобы я, дурак, начал хоть что-то понимать?! Но это лишь я один считаю, что я начал что-то понимать.

Еще одна веха: ровно год назад в этот день папа из надземного мира перешел в мир подземный. То есть был похоронен.

Попробую вспомнить этот день поэтапно.

Кажется, тело из морга нужно было забирать в 10.00. Возможно, в 11.00, сейчас уже не помню. Решили вчетвером ехать на такси. Я сбегал в киоск за цветами.

Такси к назначенному времени не появилось, я стал нервничать, названивать в диспетчерскую. Мы стояли, ждали на улице у подъезда. В итоге пошли на остановку, поехали на маршрутке.

Было три звонка. Уже на подъезде к Комсомольску позвонил таксист и сказал, что он прибыл на место. Я ответил, что мы уже уехали. Потом позвонил курьер и сказал, что сейчас доставит мне книги. Я ответил, что в данный момент нахожусь на похоронах собственного отца. В Тольятти в службе доставки книги пролежали 17 дней, ситуация была нервная. Если звонил курьер – значит, время приближалось к 10.00, а не к 11.00. Следом позвонил похоронный агент, обеспокоенный, что никого нет у морга. Я сказал, что мы уже переходим дорогу, через пять минут будем.

Я, мама и папа, 27 декабря 1986 года

Перед моргом стоял катафалк – обычная газель. Агент предложил зайти в нее от посторонних глаз и там произвести окончательный расчет. Дело в том, что я за все заплатил еще 1-го апреля. Но в процессе выяснилось, что на кладбище можно оформить участок на два места, нужно лишь доплатить 9 тысяч.

Зашли в газель, я отдал агенту деньги, попросил его оставить меня одного – внутри уже находился гроб с телом моего отца, я хотел побыть рядом один.

Я боялся какого-то интенсивного проявления эмоций при виде мертвого тела родного человека. Но, на удивление, увидев отца, я даже не заплакал. Через минуту-другую пригласил своих близких в салон, и мы поехали на кладбище в Выселки. Слева от меня сели мама, Татьяна Нюнько, бывшая жена Сергея Хазова, мы с ней остались в хороших отношениях. На переднее сиденье сели Олег с Ириной. Больше никто не пришел проводить отца. Мы никого не звали, да и не знали, кого можно пригласить.