Вячеслав Пайзанский - С утра до вечера

За час до установленного срока они прекращали занятья и оставшееся время использовали на болтовню по-французски. Было условлено, что она будет учить его французскому разговору, а он ее – русскому.

Клод оказалось веселой и интересной собеседницей, очень остроумной, умеющей хорошо рассказывать, метко характеризовать, доброжелательно смеяться.

При этом в разговоре все время менялись ее интонации речи от шепота до громкого речитатива. И лицо ее менялось соответственно речи. Оно то было смешливым, то грустным, то добрым, то сердитым.

Ее глаза то пылали, то потухали, то грозно блестели, то прикрывались длинными красивыми изогнутыми ресницами.

Она была неподражаема!

Уже на третий день знакомства Клод чувствовала себя с Койранским, как со старым добрым другом, называя его «мон шер энсюипортабль лесэкт» (мое дорогое несносное насекомое), гладила его рукой по лицу, как ребенка, и, смеясь, при этом добавляла:

«О, целоваться пока не будем, это опасно!»

По воскресеньям Койранский гулял с Клод очень подолгу, до 12 часов ночи, а иногда и позднее. Она научила его ходить под руку по-парижски, крепко прижимая к себе руку дамы и, разговаривая, касаться губами ее уха.

Она изобретала разные игры, в которых всегда обставляла Вячку и называла его «неуклюжим раком».

Она грациозно показывала Вячке ножку, сидя с ним рядом на скамейке, и, пока он не замечал ее и не шептал ей на ухо «каль шарман» (какая прелестная), смеялась и громко кричала «ленсенсибль!» (бесчувственный!).

Словом, и дело делалось, т. е. успешно проходила подготовка к экзамену и весело, приятно, как никогда раньше, текли Вячкины дни, и он так преуспел в разговорной французской речи, что уже через полтора месяца почти свободно говорил и грамотно писал по-французски.

Клод тоже оказалась способной ученицей. Она узнала много русских слов, верно их произносила, только не совсем правильно объединяла их в предложениях. Писала она по-русски плохо, все путала русские буквы с французскими.

В конце лета, в одно из воскресений, вечером, в Иерусалимской аллее, Клод неожиданно расплакалась. Она прижалась к Койранскому и шептала: «Мой любимый мальчик, скоро ты меня забудешь, а я так люблю, так люблю!»

Койранский закрыл ей рот своими губами, он целовал ее глаза, шею, открытую грудь, а она не переставала плакать.

В эту ночь только под утро он проводил ее домой.

На другой день в Варшаву приехала Соня с сестрой. Они письмом с посыльными вызвали Вячку на вокзал и он вместе с ними целый день искал для них комнату. Только в шестом часу вечера Соня и Галя были устроены на квартире.

В этот день Вячка не был в Лазенках. Клод напрасно ждала его.

А на следующее утро Вячка приехал в Лазенки вместе с Соней, отрекомендовав ее Клод, как своего друга. Соня свободно говорила по-французски. Она хотела поговорить с Клод о Франции, о Париже, но Клод отвечала односложно, неохотно. Она внимательно слушала, о чем говорили Койранский с Соней, потом сославшись на головную боль, ушла, холодно попрощавшись.

Больше на условленное место Клод не приходила. Койранский потерял свою учительницу Клод Гренье и никогда больше ему не пришлось встретить ее, но память сохранила в его душе ее образ.

Экзамен Койранского был назначен на 10 августа (по старому стилю). Он пришел немного раньше назначенного времени и увидел входившую в гимназию Бельскую.

Она быстро подошла к нему и полушепотом спросила:

«Хорошо подготовились? Каких авторов лучше всего знаете?»

«Я могу переводить все, что дадите», ответил Койранский.

Бельская удивленно взглянула на него, но ничего больше не сказала, а в глазах ее появилась будто печаль: она пожалела, что Койранский не понял ее готовности помочь ему выдержать экзамен.

Диктант был не длинный и легкий. Он был проверен сейчас же. Койранский получил пятерку. Потом был тоже небольшой пересказ, написанный Вячкой быстро и без ошибок. Ставя пятерку, Бельская сказалаему:

«За такую работу спасибо. Вы меня успокоили».

Койранский ответил по-французски:

«Если бы мадемуазель была более внимательна ко мне, ей не пришлось бы беспокоиться, но я благодарю Вас за Ваше беспокойство».

Бельская одновременно удивилась французскому разговору Вячки и разгневалась на его развязность.

«Кэль лемиюдан!» (Какой нахал!), воскликнула она.

Устный экзамен, кроме двух вопросов о неправильных глаголах, состоял в переводе с одного языка на другой из книг, переведенных в течение учебного года. Койранскому раздосадованная Евгения Николаевна дала незнакомый текст, рассчитывая, очевидно, срезав его, снизить общий балл до тройки.

Вячка спокойно, читая лишь глазами, быстро перевел данный текст.

«Вы говорите по-французски?» – спросила сидевшая за столом учительница французского языка младших классов.

«Да, мадам!» – ответил Койранский.

Она посмотрела на Бельскую и тихо сказала: «Бывает!»

«Можете идти», сказала Койранскому Евгения Николаевна, смущенная до предела.

«Милая Евгения Николаевна: как я Вам жестоко отомстил!» – подумал Койранский, даже не поинтересовавшись, какой общий балл он получил на экзамене.

Оставшиеся до начала занятий дни Койранский проводил с Соней. У нее были вступительные экзамены. Они с сестрой поступали на факультет новых языков, т. е. французского, немецкого и английского. Несколько экзаменов обе сестры выдержали на отлично и были приняты студентками Высших Женских Курсов.

Дни до занятий были для Койранского вознаграждением за несколько лет разлуки с Соней.

Учебный год в седьмом классе начался с больших новостей.

Во-первых, 10-процентная норма для евреев была распространена и на казенные учебные заведения Варшавского учебного округа, поэтому многих евреев в седьмом классе уже не было, их просто уволили. А на их место, в порядке разгрузки 1-й гимназии, комплектуемой только русскими, перевели шестерых русских. Они были, конечно, худшие ученики, и это повлияло на успеваемость и поведение класса.

Во-вторых, классным наставником класса стал сам директор Некрасов. Он же стал преподавать в классе историю.

В третьих, не стало Истрина, учителя русского языка. Вместо него приехал Лучко Михаил Иванович, редкий учитель и замечательный человек.

На фоне этих перемен учиться стало и приятнее и легче.

Койранский сразу завоевал одно из первых мест по успеваемости. Мало того, он стал любимцем учителей, особенно Лучко и Некрасова. Директор неоднократно ставил Койранского в пример другим.

И только одна Бельская дулась на Вячку, редко обращалась к нему и всякий раз при этом краснела, будто гневалась, будто неприятно ей было с ним говорить.