Вячеслав Пайзанский - С утра до вечера

Казя тоже привязалась к своему кавалеру. Она ласкалась к нему, часто затаскивала в свою комнату, когда там не было матери, или выпроваживала мать посидеть у ворот.

Мать Кази, пани Пикульска, боготворила свою цурку (дочку), исполняла малейшие ее желания.

Дружба с русским нисколько не смущала ни дочь, ни мать. Напртив, Казя говорила, что русские – сильные люди и таких приятно любить. Она требовала от Койранского завершить их отношения более серъезными узами, но Вячка уклонялся, понимая ответственность свою перед этим ребенком-женщиной.

Однажды Казя пропала, не вернулась с работы.

Ее искала мать, искала полиция, но больше десяти дней ее не было, не могли напасть на ее след.

Вячка горевал, но все-таки надеялся, что она вернется, считая, что эта девчонка выкинула что-нибудь чрезвычайное.

И Казя вернулась. Она вернулась вечером и тут же послала мать за Вячкой. Пани Пикульска просила, чтобы Койранский пришел к ним в дворницкую, но не раньше 11–12 часов ночи, так как Казе не разрешают видеться с ним. Больше ничего пани Пикульска сообщить Вячке не могла.

В 11 часов Вячка отправился к Казе. Она выслала мать и повисла на шее друга. Пересыпая свой рассказ поцелуями, Казя поведала, что была где-то за городом, ее увезли молодые парни, которых она не знала и держали в доме «за полисадом», хорошо с ней обращались, кормили хорошо только требовали, чтобы дала слово «матке боске» (божьей матери), что никогда не будет гулять с «москалем», бросит его, иначе ей будет худо. Казя долго не соглашалась дать слово, говоря «я кохам не москаля, а человека». Наконец, все-таки пришлось дать требуемое слово. И ее привезли на Зельную улицу и отпустили.

«Значит конец нашей любви?» – спросил Койранский.

«Разве я могу отказаться любить?» – вопросом же ответила Казя.

И дружба их продолжалась. Сначала они виделись только в дворницкой, потом на полчасика-часик стали выходить вечером подышать воздухом. Потом как-то прокрались в свою любимую филармонию, чтобы и кино посмотреть, и понежничать в темном зале.

А потом забыли о запрете, об угрозах, не вспоминали об этом, гуляли открыто под руку, громко смеялись, не боясь ничего.

Это продолжалось не особенно долго. В одно воскресенье, после прогулки с Вячкой на Веляны, Казя была выведена из дома неизвестной женщиной и не вернулась домой. Пани Пикульска в полицию не заявила, решила дождаться утра. А утром у ворот дома она нашла уже окоченевший и обескровленный труп своей дочки. К платью на груди гвоздем была приколота бумажка: «За блуд с москалем».

Койранскому пани Пикульска сказала рано утром, идя из полицейского участка, куда ходила заявлять о несчастной своей дочке.

Когда Вячка пришел, около трупа уже стоял полицейский и много народа. Вячка протиснулся сквозь толпу и долго смотрел на Казю. Глаза ее были закрыты, руки и ноги связаны канатом. На груди большая ножевая рана, как будто ее убили не ножом, а колотушку в грудь вбивали. Губы плотно сжаты, как при молчаливом страдании. Крови не было ни на платье, ни около трупа. Значит, ее убили где-то в другом месте.

Через полчаса, когда был составлен протокол осмотра, Казю увезли полицейские, и Вячка больше уж никогда не видел полюбившуюся ему девушку.

Пани Пикульска ему говорила, что Казя была похоронена в тот же день, после вскрытия.

«Первую мою любовь отнял у меня лютый мой враг Морж, вторую – изуверы-дикари… Что это?.. Божественный промысел?.. Нет, это торжество зла над богом! А есть ли бог?.. Если есть, как же он допустил, чтобы зло дважды покарало его верного сына?..»

Так думал Койранский, переживая свое новое несчастье.

На страстной неделе поста Вячка исповедывался, и на исповеди так сказал священнику:

«Бог не посмотрел на то, что я чтил его, он ни за что дважды наказал меня, отняв любимых людей… Как же, батюшка, мне почитать его?..»

А тот ответил:

«Бог знал, что делал… Значит, так надо было…»

«Так я не хочу его знать, пусть наказывает меня!» – закричал Вячка.

Священник не допустил его до причастия.

Вячка остался равнодушным к этому. Бога в нем уже не было.

Пасхальные каникулы печальный Вячка проводил в городе Сосновице, на границе с Германией, у брата Петра. Его пригласил брат и он согласился: ему хотелось забыться в новых незнакомых местах, побывать за границей.

Действительно, эта поездка смягчила его душевное состояние.

Он побывал за время каникул несколько раз в Германии, благодаря специальным паспортам, которыми снабжались постоянные приграничные жители.

Первый визит его был в город Катовице, очень красивый польский город, в миниатюре Варшава.

Здесь пьяный немецкий солдат, по серой гимназической шинели принявший Вячку за русского офицера, стал перед ним во фронт и громко сказал по-немецки:

«Русише официр бите!»

Он как бы напророчил будущее офицерство Вячки Койранского.

Потом, в обществе учителей реального училища Койранский побывал в Австрии, в местечке Мысловице, где в уголке 3-х императоров и здесь в еврейском трактирчике пил старое венгерское вино, заедая вкусным пирожным.

В общем, каникулы прошли интересно.

На обратном пути в вагон вместе с ним села дочь директора Сосновицкого реального училмща, где учительствовал брат Петр, Зина Дьяконова. Она училась в шестом классе Варшавской первой женской гимназии и теперь возвращалась с каникул в Варшаву.

Их познакомили. Но разговор в пути не клеился. Вячка сухо отвечал на вопросы Дьяконовой, и она оставила его в покое.

В Варшаве, перед выходом из вагона, Зина обнаружила пропажу проездного билета, который предъявлялся при выходе из вагона. Она заволновалась и спросила Койранского, что ей делать.

Вячка, не долго думая, отдал ей свой билет.

«А как же вы?» – спрсила она.

Его, конечно, задержали и повели к дежурному по вокзалу. Вячка уплатил штраф в двойном размере от стоимости билета, отдав все свои деньги.

Выйдя на улицу, он увидел, что Дьяконова ожидает его.

«Ну, как?..» – подойдя к нему, спросила девушка.

«Только поругали, и все», отважно соврал Вячка.

«Спасибо вам!.. Я не знаю, чтобы делала, если бы не вы!» – благодарила Зина.

Койранский перебил: «Куда вам?.. На какой трамвай?»

И он подхватил ее чемодан, так как сам ехал с пустыми руками. Он довез ее до места, внес в дом чемодан и, кивнув, ушел.

В его голове замелькали было мысли о мщении, но стыдно стало связывать свою злобу с этой девушкой, полной веры в его порядочность и в существовавшее на свете добро.

Дома его ждали приятная новость и письмо от Сони, занесенное Петрышевым. Письмо Вячка вынул из конверта и сейчас же вложил обратно и спрятал в какую-то книгу, не понимая, зачем это делает.