Вячеслав Пайзанский - С утра до вечера

Приятное заключалось в том, что Вячка получил деньги за стихи от редакции журнала «Нива». Никакого сообщения, что стихи будут напечатаны, в переводе не было.

В одной из ежемесячных книжек, являвшихся приложением к журналу, действительно были напечатаны оба стихотворения за подписью Койранского.

Ни при получении денег, ни при чтении своих стихов в журнале, Вячка не испытывал радости. То и другое он встретил с безразличием, удивившим брата: Варшава дыхнула на него пережитым горем, затмевающим все другие впечатления.

«Надо еще посылать», заметил брат.

«Да, надо», равнодушно отозвался Вячка.

«Выбери лучшие и покажи мне», предложил брат.

«Хорошо», ответил Вячка.

Недели через две брат поинтересовался, как идет отбор и, узнав, что Вячка ничего не сделал, предложил дать все стихи ему. Вячка принес ему папку.

«Ого-го, порядочно!» – удивился Иван и несколько вечеров занимался чтением стихов. Он отобрал десять стихотворений, описывавших природу, женскую красоту и любовь.

Эти стихи были написаны во времена Вячкиного счастья. Политического или философского содержания стихов среди отобранных не было.

Стихи были посланы, а через три недели получен ответ:

«Ен подходит по направленности. «Коротко, но неясно!»

Вячка к отказу остался также равнодушным. Его душа еще болела, злобствовала.

«Добра на свете нет, только подделка под добро!» – решил он.

В церковь он больше не ходил, о боге вспоминал с проклятием. Он перенес на него вину за свои несчастья, не представляя, что бога-то нет, и винить несуществующего бога смешно.

Через неделю Вячка получил письмо от редакции петербургского журнала «Вехи» за подписью Василия Ивановича Немирович-Данченко с просьбой разрешить напечатать в журнале «Вехи» стихотворения (они были поименованы), присланные журналу «Нива».

«Хотя журнал «Вехи» был правого направления, Вячка, по совету брата, сообщил открыткой, что не возражает.

Но стихотворения напечатаны не были по той простой причине, что сам журнал очень скоро прекратил свое существование. Раз, идя с урока, на Маршалковской улице, Вячка встретил Зину Дьяконову. Она подошла к нему, спросила, как он поживает, а потом:

«Нет ли у вас Саводника? Мне он нужен на несколько дней, а в магазинах нет».

Вячка попросил Зину пойти с ним и, взяв с этажерки просимую книгу по истории литературы, протянул Зине.

Через несколько дней, по поручению Дьяконовой, книгу Койранскому вернул гимназист Цветков из 6-й гимназии.

Он долго не уходил, тянул какой-то нелепый разговор, а потом, видно, решился сказать:

«Напрасно вы оставляете в книгах такие важные письма, как то, что лежит в Своднике. Держу пари, что Зина прочитала.»

И сказав это, он попрощался и вышел.

Тут только Вячка вспомнил о письме Сони.

И на этот раз он письма не прочитал. Он тут же его порвал и бросил в унитаз.

А Зина Дьяконова письмо действительно читала, и это обстоятельство, как видно, ее очень мучило. Скоро Вячка получил от Дьяконовой письмо, которым она назначала ему свидание по важному делу.

Она повинилась Койранскому:

«Вы можете простить меня?.. Я не стою прощенья… Я гадкая… Но я не хочу, чтобы вы на меня сердились… Я прочитала письмо от той, которая обманула вас и причинила вам столько горя… Мне за вас больно… Простите меня!» – и стояла, ожидая, что скажет он: простит ли?..

Что он мог ей сказать? Слова Зины, в которых звучало сочувствие, первое сочувствие, которого он еще не слыхал ни от кого, всколыхнуло старое, улегшееся было горе.

Он долго не отвечал, глядя в землю. Потом, сказав ей на ухо «прощаю», убежал от нее…

А дома, страдая, вновь увидел во всем объеме свое несчастье, и загрустил. А затем опять пришла злоба, жажда мести, и Вячка вновь закуралесил.

Мокотовская площадь. Дом М. Туда держал путь Койранский с Проняковым. Койранский держал в руках огромный букет живых цветов, издававших нежный аромат. Цветы были совсем свежие, только что из оранжереи. В руках Пронякова – большая коробка шоколадных конфет.

Они направлялись к Евгении Николаевне Бельской, болевшей еще с каникул воспалением легких. Теперь она уже поправлялась.

Это класс уполномочил Койранского и Пронякова навестить учительницу и приветствовать ее выздоровление от имени 7-го класса. Койранский отказывался было, а класс упорствовал, не хотел освобождать его от почетной, но трудной для Вячки миссии. Им собрали деньги на коробку конфет.

А Вячке показалось, что нельзя идти к больной без цветов. И он сам купил цветы, сам выбирал их и сам теперь нес, как подарок от себя, хотя, конечно, не собирался говорить больной об этом.

Звонок на третьем этаже. Дверь открыла еще не очень старая женщина, оказавшаяся матерью Евгении Николаевны.

Узнав, что гимназисты пришли навестить дочь, она пригласила их войти и усадила на диван, а сама ушла.

Проходит пять минут, десять… Наконец женщина вернулась и пригласила гимназистов к дочери.

Евгения Николаевна полулежала на кровати, укрытая до пояса шерстяным одеялом. Она была очень бледна, что особенно подчеркивалось темно-синей кофточкой.

Вошедших гимназистов Евгения Николаевна тихо пригласила:

«Садитесь, пожалуйста!» Вдруг увидела опустившего букет Койранского и залилась краской.

Койранского разбирала досада:

«Ну, зачем я пришел?.. Она же ненавидит меня, рассердилась, что я пришел».

Проняков сказал заранее приготовленное приветствие, положил на кровать коробку с конфетами, а Койранский, помедлив после приветствия, сказал по-французски:

«А от меня прошу принять этот букет, как знак симпатии и дружбы к вам!»

Она взяла букет и спрятала в нем свое лицо. Долго она вдыхала таким образом аромат цветов. А гости молчали.

Мать, стоявшая у двери, прервала молчание:

«Цветы надо сейчас же в воду. Я принесу».

И тогда Бельская открыла лицо. На глазах ее были слезы.

«Волнуется девушка, слаба еще после болезни», заключил Вячка. Они сели. Мать взяла букет. Разговор не завязывался.

Когда Койранский спросил больную по-французски, как она сейчас себя чувствует и скоро ли можно надеяться увидеть ее в гимназии: гимназисты скучают по ней.

Евгения Николаевна засмеялась и по-русски опять поблагодарила за память о ней и попросила передать 7-му классу ее благодарность. Проняков, по своему обыкновению, начал болтать. Бельская и Койранский слушали.

Наконец, Вячка поднялся, заявив, что они изрядно утомили больную и по-французски добавил:

«Около Вас хорошо, но нельзя забываться!»

С этими словами гимназисты расшаркались и ушли.

Оглянувшись в дверях, Койранский поймал взгляд девушки на себе. В нем была нежность любившего человека.