Витольд Хорос - Чтобы потомки знали

Все эвакуированные заметно отличались от нас – аборигенов каким-то особым умением держать себя, большим кругозором и выговором, отличавшимся от сибирского. Характеры, таланты и наклонности были разные. Десятчикова вскоре стала лучшей ученицей, была самой серьезной. Родина покорила меня виртуозным владением скакалкой: танцевать, прыгая через быстро мелькавшую веревку, кроме нее, не мог никто. Смирнова отличалась какой-то вульгарной раскованностью, а Капелькина и Духонина были тихи, скромны и незаметны – настоящие «серые мышки».

В нашей школе не оказалось многих моих бывших соучеников. В городе появились два новых ремесленных училища (в дополнение к «старому» РУ №2 связистов) и школа ФЗО. Добровольцев учиться там было немного и набор в них осуществлялся мобилизацией. Одним из первых в новое РУ был мобилизован Евгений. Училище было с металлургическим уклоном. Другое училище готовило металлообработчиков, а школа ФЗО – кадры для речного флота.

Уже летом 1942 года нас начали гонять на общественные работы: заготовку дров для школы (водяное отопление классов обеспечивала собственная котельная), на прополку овощей в подсобном хозяйстве. Опыт голодной зимы заставил разделать под картошку все пустовавшие раньше земли и создавать подсобные хозяйства. Основными культурами в частных огородах были картошка, капуста и табак; остальные овощи отошли на второй план. Работа в собственном огороде – запас воды, поливка и даже прополка вошли в мои обязанности. Хотя я уже «профессионально» покуривал, сажать табак не решался. Его мать посадила для меня только весной 1943 года.

С началом войны в городе сильно обострились квартирные проблемы (они и до войны существовали). Кроме уже упомянутых выше постояльцев жили у нас непродолжительное время супруги Табаченко – Костя и Галя. Жить долго, судя по всему, у жильцов недоставало терпения. Воркотню матери по поводу мелких оплошностей («не так поставила», «плохо прикрыла», «громко стукнула», «не вовремя закрыла») никто не мог долго выдержать. Вот и Табаченки жили только одну зиму, а весной переселились на пароход, где Костя начал плавать капитаном. В середине лета они предложили мне сходить с ними в рейс. Я с радостью согласился. Для меня это был великолепный отдых от деспотизма матери. Забот у меня на судне практически не было, только на каждой стоянке я занимался рыбалкой на блесну. Бывали и удачные забросы: однажды на одной заводи поймал трех достаточно крупных щук. Во время стоянки в селе Покровском, недалеко от Тюмени, мне показали дом Гришки Распутина и рассказали, чем он знаменит. Дом его и в те годы отличался от остальных величиной и добротностью. Жить на пароходе-буксире мне очень нравилось. Мое пристрастие к водному транспорту только крепло.

1 сентября 1942 года я пришел в свой 7-й класс. Учащихся из пяти шестых осталось всего на три седьмых. Из нашего прошлогоднего шестого осталось не больше половины, в том числе все детдомовки – москвички. Пришли Гена Кугаевский, Ира Михина, Борис Мозолевский, Панделин, Прозоров, Гринберг… Я, естественно, хотел сесть со старым другом Геной, но классная дама рассадила всех по своему – мне в соседки досталась Ира. Как-то незаметно мы с ней все больше сближались. Я начал бывать у них дома. Ее мама Татьяна Николаевна работала в учительском институте, а отец Виктор Сергеевич – в институте ГосНИИОРХ. Оба кандидаты наук, интеллигентнейшие люди, жили на улице Почтовой, в убогой квартире, состоявшей из просторной комнаты и маленькой кухни, отопление печное. У них, кроме Иры, была дочь Ксана, на три года моложе. И вот в этом старом деревянном одноэтажном домишке, с удобствами на улице, стояла простенькая этажерка с великолепной библиотекой. Заядлый книгочей (уже!), я ходил к ним, как в библиотеку и перечитал всего Капитана Морриэта и других новых для меня авторов. Тогда я не заглядывал далеко и не думал, что в студенческие годы эта семья станет для меня почти родной..

В этот же год в число прочитанных книг попала и «Три мушкетера», которую я прочитал «запоем», а дал мне ее Аркашка Гринберг. Эту книгу я позднее перечитывал многократно и посмотрел несколько фильмов по мотивам этого романа. Со временем я мог бы поставить рядом с романом Дюма только роман В. Каверина «Два капитана».

Наступили зимние каникулы и Борис Мозалевский предложил мне совершить лыжный поход в деревню, где работал и жил его отец. Поход оказался значительно труднее, чем мы ожидали: стемнело раньше, чем мы успели пройти полпути. Дойдя до ближайшей деревни, а это были татарские юрты, где жили знакомые Бориса, вернее – его семьи, мы остановились на ночлег, но до этого нам еще посчастливилось поужинать вместе с хозяевами. Здесь я впервые попал за татарский «стол» – стола, как такового, не было, сидели прямо на полу, поджав ноги. Еда была потрясающая: белая домашняя лапша с бараниной в бульоне. Есть можно было «от пуза», но вот сиденье было не только неудобным, но и весьма рискованным: существовал риск опозориться из-за переполненного желудка.

Утром, нежданно-негаданно, в юрты приехал на подводе сам Мозолевский – старший и дальше мы уже ехали на лошадке. Вот только когда и как мы добрались домой – не помню. Между тем, началась Ш четверть и ничто не предвещало беды, а она уже была рядом. В последних числах февраля в школу нагрянула комиссия и начала отбирать кандидатов в ремесленное училище. Я надеялся быть забракованным по зрению, но не получилось – когда я заявил о своем дефекте, председатель комиссии заорал: «Врет он, врет»! Так с 1 марта 1943 года я оказался мобилизованным в ремесленное училище №2 связистов.

Нашу группу (а группы по-военному называли взвод) №20 назвали «радиооператорами», но уже через месяц мы вдруг стали «механиками телеграфа». Учебные часы постоянно отменялись из-за возникавшей потребности выполнять физические работы: дрова (в училище было печное отопление), уборка снега, доставка воды – из-за частых поломок водопровода иногда приходилось доставлять воду (на гору!) в огромных бочках, установленных на сани. Между прочим, этим же занимались и курсанты артучилища, расположенного поблизости от нас.

Кормили три раза в день, но скудно и однообразно: по 200 граммов хлеба на прием (всего 600 граммов), чай утром, «болтушка» и каша в обед и снова каша на ужин. И все-таки это было больше, чем на многих предприятиях. В мае наш взвод (группу) обули в лапти, выдали еще по запасной паре, выдали топоры, пилы и повезли в лес между деревнями Защитина и Сузгун на лесозаготовки, установили норму 20 кубометров «на нос» двухметрового долготья для дров. Жить нам предстояло прямо на месте работы, а еду будут привозить один раз в день. Разбились на пары, начали строить шалаши для отдыха и ночлега. Моим напарником стал Валентин Скипин, с которым в друзьях мы не были, а друг мой закадычный Генка взял в напарники Мишку Давыдова по прозвищу «Татарин», с которым он в последнее время все больше сближался. Причину этого я узнал много позже и звалась причина Розой – это была родная сестра Михаила.