Борис Алексин - Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том I

Борис Яковлевич прошел внутрь здания, там тоже было много людей. Протолкавшись через толпу, он зашел в кабинет военкома. По-военному отрапортовал:

«По вашему приказанию врач Алешкин прибыл!» В кабинете военкома сидело уже несколько врачей, в том числе и заведующий районным отделом здравоохранения. Военком встал, поздоровался за руку с Борисом Яковлевичем и сказал:

– Ну, вот все и в сборе, – затем обратился к нему: – Придется поработать. Вот, почитайте приказ наркома обороны.

Пока Борис знакомился с приказом, военком и врачи вышли в одну из соседних комнат, кажется, это была одна из самых больших комнат в здании военкомата, и стали расставлять там стулья, столы и скамейки.

Уже через час медицинская комиссия работала. В копии приказа, прочитанном Алешкиным, скупо говорилось о внезапном нападении фашистских войск на территорию Советского Союза, в связи с чем правительство сочло необходимым провести мобилизацию запаса первой очереди в ряде военных округов, в том числе и Северокавказском. Вследствие этого райвоенкому предписывалось произвести комиссование подлежащих мобилизации возрастов и направить людей, признанных годными, в указанные в приложении места; тех же из мобилизованных, которые имеют мобпредписания на руках, обеспечить необходимыми проездными документами.

До прошлого года мобилизационное предписание, как у лейтенанта запаса, было и у Бориса, но когда он вернулся с курсов усовершенствования врачей, то в начале 1941 года военком это предписание у него отобрал, объявил ему, что когда ему будет присвоено медицинское звание, то тогда и будет выдано новое мобпредписание.

Среди мобилизуемых было много таких людей, которые вообще в кадрах армии до этого не служили, а проходили только допризывную подготовку и территориальные сборы.

Работы у комиссии было много.

Алешкин вспоминает эти восемь дней, как какой-то сплошной поток голых тел, основная масса которых уверяла врачей, что никаких заболеваний у них нет, и что они могут служить в любых частях Красной армии. Врачам стоило большого труда убедить какого-нибудь больного туберкулезом или тяжелого малярика, что служба в армии для них будет непосильна. Лишь единицы жаловались на состояние здоровья. Обычно это были люди из числа зажиточных станичников. Большей частью жалобы их были необоснованны. Этих людей под вой сопровождавших их родных сидевшие в соседней комнате парикмахеры стригли наголо и отправляли на двор, где уже формировались команды в 40–50 человек, и под командованием какого-либо командира запаса, согласно имевшемуся предписанию, отправлялись в соответствующую часть. Некоторая неразбериха и толчея, имевшаяся в военкомате в первые два дня, постепенно устранились, и, несмотря на то, что количество людей, прибывающих из аулов и станиц, пока не уменьшалось, все стали работать четче, согласованней, и прохождение мобилизуемых всех комиссий, а также заполнение на них необходимых документов стало производиться быстрее и аккуратнее.

К первому июля количество мобилизованных заметно сократилось, и в работе медицинской комиссии наступила передышка.

До этого комиссия начинала свою работу с восьми часов утра и продолжала ее, с небольшим перерывом на обед, чуть ли не до 24 часов. После чего местные члены комиссии разбредались по домам, а приезжие, в том числе и Алешкин, укладывались спать на столах и скамейках прямо в той комнате, где они только что работали, подложив под головы какие-нибудь архивные документы.

Девять дней такой напряженной работы, а, главное, невозможность нормального отдыха, основательно переутомили всех приезжих врачей, и военком, видя это, а также и то, что количество мобилизуемых резко сократилось, решил отпустить их по домам.

Второго июля он вызвал их всех (а, кроме Бориса, их было еще четыре человека) в свой кабинет и сообщил, что они могут отправляться по месту своей службы, что теперь для комиссования хватит и тех врачей, которые проживают в поселке Майском.

В приказе, который в свое время читал Борис Яковлевич, перечислялись подлежащие мобилизации с 1920 по 1905 гг., следовательно, его год призыву подлежал.

Между прочим, в предыдущие дни через медкомиссию прошло несколько медиков и фельдшеров, соответствующих его возрасту. И Борис Яковлевич был уверен, что по окончании комиссования будет мобилизован и он. Поэтому он с некоторой обидой в голосе спросил:

– Почему же нас не взяли, что, мы не годимся, что ли, для того чтобы по мере своих сил помочь обуздать зарвавшихся фашистов?

В глубине души он считал, что его не взяли только потому, что он сейчас беспартийный, и что ему не доверяют, и это его страшно обидело. Но делиться своими предположениями с кем-либо он не хотел.

На вопрос Алешкина райвоенком ответил:

– Подождите, не обижайтесь, всех, кого нужно, возьмем. А на вас, врачей, да еще специалистов, ведь вы врачом хирургом теперь у нас числитесь, придут специальные именные предписания. Пока же отправляйтесь по домам, приведите себя в порядок и работайте там, где вы сейчас поставлены. Вы что думаете, мне на фронт не хочется, а вот сижу же в военкомате, как будто инвалид какой. Ну до свидания, счастливого пути!

И райвоенком, и все врачи, и Борис Яковлевич Алешкин не представляли всей глубины опасности, нависшей над Советской страной.

Все они находились под впечатлением утешительных сообщений ТАСС, печатавшихся перед войной, таких же успокоительных речей маршала Ворошилова и многих других военных и видных деятелей партии.

Все считали, что первые неудачи Красной армии, о которых довольно скупо сообщалось в последних известиях по радио и в газетах, явление чисто случайное, и что не сегодня завтра Красная Армия погонит наглых фашистов с Советской земли, и что если война и будет продолжаться, то она будет вестись на территории фашистского рейха и, может быть, в крайнем случае на земле несчастной, истерзанной Польши.

Так думали не только в маленьком райцентре Майском, так думали и во многих больших городах, и не только такие неосведомленные люди, как райвоенком Майского и вызванные им врачи, но и многие гораздо более высокопоставленные люди.

И может быть, эта успокоенность, граничащая с близорукостью, бывшая у многих и многих советских людей, и дала возможность фашистским войскам так быстро и основательно разгромить передовые части Красной Армии и ринуться вглубь страны.

Теперь, по происшествии почти сорока пяти лет с этого момента, мы знаем многое и многое могли бы предложить в предотвращение случившегося, даже и в том случае, если мы не являемся большими знатоками военного дела и стратегами. Но тогда, тогда мы просто не могли себе представить, что какая-либо иностранная армия, даже и фашистская, сможет с такой быстротой громить наши войска и продвигаться вперед к самому сердцу нашей Родины. И поэтому большинство из нас завидовало тем, кто уже ушел воевать. Нам казалось, что на нашу долю не придется ничего из той славы, которая достанется победителям, и когда нас призовут, может быть, уже все и кончится.