Борис Алексин - Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том I

Все события, описанные в этой книге, действительно имели место. Большинство географических мест, в которых происходили эти события, также соответствуют действительности. Но имена и фамилии участников этих событий мною изменены, точно так же, как и номера воинских частей и подразделений.

Написанное – не очерк, не историческое исследование, а продолжение описания жизни одного человека, так или иначе связанных с ним людей и событий, в которых ему довелось участвовать.

Именно поэтому все, что происходило в тылу и на фронте, характеристики тех или иных людей, с которыми нам предстоит встретиться, показаны так, как они представлялись нашему герою, жизнь которого послужила основной канвой нашего романа.

Война для Бориса Яковлевича Алешкина и его семьи явилась такой же неожиданностью, как и для большинства советских людей.

Радиоприемника у него не было. Вообще, в это время в таких местах, как станица Александровка, приемник был редкостью, а в семье Алешкина, которая только год как приехала в станицу и еще до сих пор не могла устроиться по-настоящему даже с жильем и одеждой, конечно, пока о радиоприемнике нечего было и мечтать. На всю Александровку в это время было всего два приемника: один у учителя немецкого языка – плохонький батарейный приемничек Би-234 и другой у главного инженера крахмального завода. Газеты в Александровку приводили с двух-, а иногда и с трехдневным опозданием. Как-никак ведь станица находилась от районного центра и железнодорожной станции более чем в восемнадцати километрах. Правда, иногда почту привозили из Муртазова люди, ходившие туда на базар, но в этот день случилось так, что никто из знакомых на базар не ходил, да и сами Алешкины были дома.

Воскресный день 22 июня 1941 года был прекрасен. Это был летний, теплый, ясный день. Солнце высоко стояло над горизонтом, когда Борис Яковлевич поднялся с постели и, закурив, присел на крыльце, выходившем в их маленький огород, было уже жарко. Девочки давно убежали на Лезгинку, где привыкли пропадать целыми днями. Екатерина Петровна что-то варила на кухне, домработница Нюра, как всегда, в воскресенье была выходной.

Он сидел один и думал: ну, кажется, жизнь его и его семьи начинает налаживаться. Работа на участке и в больнице идет хорошо, среди населения ему удалось уже завоевать определенный авторитет, и даже с переломами стали теперь чаще обращаться к нему, чем к деду Елисею, «костоправу», который до сих пор пользовался здесь такой популярностью, что за помощью к нему даже сам секретарь райкома обращался.

Хлопоты о пристройке к больнице, помещения для операционной и хирургической палаты увенчались успехом. Райздрав выделил деньги, а с председателем колхоза удалось договориться о материалах и рабочей силе. Вчера уже закончили кладку фундамента под пристройку. Если так дело пойдет и дальше, то к осени строительство будет закончено. Тут строят ведь быстро. Саман, из которого должны будут класть стены, уже завезли (ведь и вся больница тоже из самана).

Вот пока еще лесу на стропила и балки не хватает, да как бы директор завода не подвел с черепицей на крышу. От него ведь всего можно ожидать, самодур порядочный.

И Катю опять стал терзать. Последнее время, чуть ли не каждый вечер на работу вызывает. А сам, как она говорит, пристает с ухаживанием. Надо будет с секретарем партячейки поговорить, Пряниным. Он сумеет как-нибудь обуздать этого Текушева. Ну да ладно, это как-нибудь утрясется.

В общем-то, все идет неплохо.

Вот огород посадили, теперь уже за каждой мелочью ни в колхоз, ни на базар бегать не надо, все свое. Огурцы и помидоры посеяли, а редиску давно уже едим. Скоро и картошка своя будет. Яйца тоже уже свои. Кур Катерина и Нюра развели десятка полтора. Осенью Катя поросенка приобрести собирается.

«Хорошая она у меня, – думал Борис, – и на работе за двоих работает, дома большое хозяйство ведет и ребят еще обшивает, а ведь их трое».

И ему вспомнились его сорванцы. Старшей Аэлите уж тринадцатый год идет – совсем барышня. Ну, а две других: шестилетняя Нина и четырехлетняя Майя, те еще совсем маленькие… А от старшей не отстают – она на Лезгинку, и они за ней; она на шелковицу лезет, и они туда же карабкаются, особенно младшая, та в колхозный виноградник, и эти туда же, сейчас летом в этой тихой и солнечной станице, в этом благодатном кавказском климате, они живут, как молодые зверята…

Его мысли прервала Катя.

– Борис, ты что же, встал, а завтракать не идешь? Иди умывайся, да садись за стол. Я пирожков напекла. Девчата уже давно поели и на Лезгинку убежали, я с ними перекусила. Ешь побыстрее, и мы сходим на речку искупаться. А то опять в больнице, наверно, застрянешь. Выходных-то для тебя нет. Или еще, может быть, кто-нибудь позовет на дом – тоже ведь побежишь.

Борис Яковлевич схватил за руку подошедшую жену и потащил ее к себе.

– Подожди, садись-ка рядом, смотри, как у нас все поспевает… Давай посидим немножко… Вот докурю и пойдем.

– Да! – ответила Катя, садясь рядом с мужем на ступеньку крыльца, – у нас здесь хорошо. Воздух чудесный, а ты вместо того, чтобы дышать им, только и знаешь, что куришь!

Борис виновато улыбнулся, притянул к себе ближе севшую рядом жену, обнял ее за тонкую, почти девичью талию (и непохоже, что трех родила), и только что собрался ее поцеловать, как вдруг с улицы раздалось:

– Эй, Алешкины, все милуетесь! А того и не знаете, наверно, что у нас война! Это кричала жена главного инженера завода Нина Васильевна Комова, она торопливо и озабоченно шагала к рыночной площади, где была лавка сельпо.

Оба супруга несколько мгновений растерянно смотрели друг на друга, затем вскочили и бросились на улицу. Остановив, стали ее с нетерпением расспрашивать:

– Какая война? С кем?

– Да вы что, на самом деле, ничего не знаете? – удивилась та. – На нас напали немецкие фашисты. По радио выступал Вячеслав Михайлович Молотов. Я всего не слышала, но, кажется, немцы бомбили Киев, Минск, еще какие-то города. В 4 часа будет на заводе митинг, по телефону позвонили из Майского – кто-то из района приедет.

– Как немцы?! – недоумевал Борис. – Я только позавчера читал в газете сообщение ТАСС, что немцы на нас не могут напасть, поскольку у нас с ними заключен договор о ненападении. Да и товарищ Сталин не раз говорил, что в ближайшие годы войны не будет. Ничего не пойму! – Катя не говорила ничего. Она стояла, опустив руки, в глазах ее блестели слезы.