Лазарь Бронтман - Дневники 1932-1947 гг

— Как так?!!

Оказалось, самолет вылетел вечером из Архангельска. В полночь с 14 на 15 должен был придти в Дудинку. Не пришел. В 2 часа с чем-то 15 ноября сообщил, что горючее кончается, идет на вынужденную. Через час сообщил, что сел благополучно. В 7 ч. утра сказал, что бензина нет, харча у пассажиров нет, теплой одежды нет, пассажиры замерзают, координат не знает. Его немедленно начали искать находившиеся на севере Титлов и Андреев. Через день он сообщил свои координаты: получалась южная часть п/о Ямал. Новиков послал туда Крузе, Мазурука, отменив его полет в Берлин. Обшарили все — нету, видимо — координаты липа.

А Томилин слал все более тревожные телеграммы. Новиков сообщил в правительство. Делом занялся лично Маленков. Предложили ВВС послать 2 машины, ГУГВФ — две, ВМФ — одну, НКВД — две. Послали.

Пользуясь редкими работами рации Томилина, запеленговали его из Москвы и других мест. Оказалось, что сидит совсем не там, а гораздо южнее, в среднем течении реки Пур. Перенесли поиски туда.

К тому же в одной из последний радиограмм Томилин сообщил, что кругом лес. Турки, раз лес — так не может быть Ямала! Вышли наземные партии. Самолеты за ночь доскакивали из Москвы в Дудинку и утром начинали шарить.

Днем 22-го мне позвонил Новиков домой.

— Приезжай! Нашли! Крузе снял сегодня утром и доставил в Дудинку.

— Как, все живы?

— Все живы!

Приехал. Верно: 22-го в 8:27 утра Крузе их нашел, сел, забрал, привез в Дудинку. Нашли их в км. от устья реки Паселька (приток Таза), в 600 км. от Дудинки на юго-юго-юго запад. Эк, куда занесло! С пеленгацией все совпало.

Я записал основные данные. Поспелов решил послать на визу Маленкову, поскольку он занимался этим делом. ДО сих пор не вернулось. Сегодня утром мне позвонил Мазурук.

— Вчера вечером прилетел из Дудинки, руководил всей операцией. Целая эпопея. Обошлось в 2 млн. рублей. Налетали 400 часов. 10 машин искало.

— Сколько из них налетал Титлов? 100 часов?

— Правильно, ровно 100. Не человек, а машина!

— Кстати, а что с машиной?

— Посадил Томилину штурмана Падалко и отправил дальше на восток. А Погосова привез с собой, разбираться.

Вчера у нас в клубе было выступление Мессинга — отгадывание мыслей на расстоянии. Мы приехали поздно, в конце первого отделения. На сцене сидело жюри. Аркадий Баратов, Левка Хват, какой-то профессор психологии, и еще несколько человек.

Мессинг — невысокий, щуплый, с огромной шевелюрой черных завитых волос, очень нервное лицо, узкое, семитского типа, воспаленные глаза, бледная кожа, черный костюм, белая сорочка, бабочка. Говорит по-русски очень плохо, непонятно, обрывисто.

Техника была такой. Люди писали задание. Их получало жюри, вызывали автора («индуктора» — как его называл Мессинг). Мессинг брал его левую руку, закрывал своей рукой глаза, напрягался (почти трясся), вдруг нервно захватывал левой рукой индуктора свою правую руку у запястья, говорил «внушите!» (внушайте) и, не отпуская руки индуктора, ведя его за собой, шел выполнять мыленный приказ. По окончании жюри оглашало задание.

Задания были такие:

Пойти в 15 ряд амфитеатра, на 16 место и привести оттуда девушку.

Пойти в 18 ряд амфитеатра, найти под ковром у 17 места записку, принести ее, подчеркнуть там слово «СССР».

Пойти в такой-то ряд, найти девушку на таком-то месте, взять у нее сумку, достать оттуда блокнот.

Пойти опять в партер, найти такого-то человека, вынуть у него из кармана очки и одеть их на такого-то. А этот в свою очередь должен был одеть из на третьего. Тут Мессинг запротестовал: «я не могу внушать товарищу, чтобы он одел очки на третьего!» Но задание он, следовательно, мысленно прочел.

Подойти к человеку у дверей, которого зовут Н.И. (Ник. Иванович директор клуба), снять с него шапку и одеть на такого-то.

С завязанными глазами проделать такой же номер: пойти, найти там-то человека, найти у него в кармане книжечку, расписаться на такой-то странице.

В заключение он предложил «сложный» номер. Он попросил у публики футляр от очков. Несколько раз обнюхал его, передал жюри. Потом ушел за кулисы вместе с секретаршей и добровольцами — караульными. Жюри должно было спрятать футляр, а он (на этот раз без руки, без непосредственного соприкосновения с индуктором) брался найти.

Ушел. Левка взял футляр, прошел в первый ряд, где сидел я, Зина и Аня Мержанова, и спрятал у нас под ковер. Мессинг вернулся. Левка стал рядом, смотря в сторону, чтобы не передать глазами, руки по швам. Тот повел его в партер, прошел мимо нас раз, два. Левка мысленно говорил — «не туда, обратно», «налево». Тот поворачивался. Лицо его было бледно, глаза полузакрыты, он шел пригнувшись, как будто принюхиваясь, дышал прерывисто и часто, как собака, идущая по следу. Время от времени он отрывисто и почти страдальчески кричал Левке: «Внушайте! Внушайте!», «Что же вы не приказываете!»

Вот он третий раз остановился около нас, резко поднял с места Аню, Зину, секунду поколебался, нагнулся и достал из-под ковра футляр.

Хват рассказывал мне о нем еще несколько дней назад. Он говорит, что ученые объясняют это какой-то сверхчеловеческой восприимчивостью, необъяснимой при наших современных познаниях. Сам Мессинг — психиатр, много работает над собой, называет эти концерты «научными экспериментами».

В «Труде» Сысоев предложил ему пойти в кабинет редактора, открыть левый ящик и достать строчкомер. Мессинг пошел, открыл ящик и остановился в нерешительности: он не знал, что такое строчкомер. Сысоев мысленно представил его себе, тогда он взял.

Горелик рассказал о разговоре с его секретаршей. Как-то она под дороге к нему зашла зачем-то к директору гостиницы. Он спросил: почему он опоздала? Она ответила, что задержалась в трамвае.

— Разве мне можно лгать? — усмехнулся Мессинг. — Вы были у директора гостиницы и разговаривали о том-то и о том-то.

Ее спросили: женат ли Мессинг?

— Какая же женщина сможет ужиться с таким мужем?! — резонно ответила секретарша.

— Вот бы Магиду такую способность! — с ужасом предположил Вавилов.

5 декабря.

В воскресенье, 2 декабря, мне домой позвонил нач. Политуправления Новиков (он остался за Папанина) и сообщил, что указ о награждении полярников подписан.

— С чем тебя поздравить? — спросил я.

— С орденом Ленина, — отвечал он. — А тебя — с Красной Звездой.

Итак — четвертый орден.

Вечером они прислали мне статью Папанина. Я ее выправил и сдал в набор. Дали на 5 колонок. Затем, около часу ночи, получили указы — включительно по орден Трудового Красного Знамени. Следовательно, сам себя не видел. Но вчера я подъехал в ГлавСевМорПуть, посмотрел списки. Иду по разделу Красной Звезды под № 29.

В редакции без особых изменений. Вчера ночью Сиротин сказал мне, что с 15 декабря будет шесть полос и тираж — 1.5 млн. экз. Значит: отпуск — ау!