Лазарь Бронтман - Дневники 1932-1947 гг

— Недурно, — заметил я. — Три с половиной месяца для того, чтобы пять минут посмотреть в закопченное стеклышко. Георгий Алексеевич, я тоже хочу получить протуберанец!

Потом мы сидели у меня и он рассказывал о планах своей тихоокеанской экспедиции. Он мне уже не раз вскользь говорил о ней и раньше. С полгода назад на похоронах Белоусова и он, и Ширшов, и Бочаров усиленно звали меня принять в ней участие. Сегодня он подробно рассказал о ней. Он идет начальником экспедиции, Веня Бочаров — заместителем по научной части. Мы взяли атлас мира и смотрели по нему.

— Маршрут?

— Ленинград — Панама. Оттуда — Тихий океан, где и начинается вся колбаса. Делаем несколько разрезов от 5о до Калифорнии — зигзагами. Доходим до меридиана Гавайских островов, оттуда — на Гавайи и на Алеутские острова, затем — длинный разрез от Алеутских островов до кромки Антарктических льдов (примерно, до 60о Ю.Ш.), затем вверх, снова зигзаги около экватора до Филиппинской впадины.

— Время?

— 12–14 месяцев. Это — первый этап. Затем два следующих — это изучение треугольников: Гавайи — Алеуты — Калифорния и Гавайи — Филиппины — Алеуты.

— Судно?

— Уже есть. Их трофейных. Чудный корабль, красивый, и капитанская рубка в фальшивой трубе. Сейчас он специально оборудуется и переоборудуется. Водоизмещение около 5 тыс. тонн, грузоподъемность — 2200–2300 тн. Удлиняем надпалубные постройки, ставим стрелы, лебедки и т. д. Будет эхолот, радар и все, что полагается.

— Как поведет себя на волне?

— Поезжай, увидишь.

— Стоянки?

— Каждый месяц — заход в порт за водой, углем, продуктами.

— Программа?

— Полный комплекс. Вся океанология — течения, особенно экваториальное (они, говорят, идут вдоль экватора, слева и справа, мощные, со скоростью до 4 миль, а посередине — в обратную сторону), изучение воды, глубины, грунт, бентос, рыбы, планктон, земной магнетизм и проч.

— Зачем это нужно?

— Для развития науки.

— Ага, сокровищница?

— Вот именно — наш вклад в нее. До сих пор в таком масштабе никто Тихого океана не изучал. Были частные экспедиции у берегов Японии, Калифорнии, Южной Америки. Но такого комплекса никто не поднимал. Наиболее близкая по масштабу — это русская экспедиция на «Витязе».

— Состав?

— 70 ученых и 60 команды.

— Радисты?

— Подбирает команду МорФлот.

— Возьми полярных!

— Ты прав. Надо будет подумать. Найти Гиршевича и других.

— Газета будет?

— Обязательно.

— Правительство разрешило?

— Есть постановление Совнаркома за подписью Берия: разрешить тихоокеанскую экспедицию в 1946 году.

— Стоимость?

— Шесть миллионов рублей плюс 300 000 долларов.

— Когда?

— Думаем в августе-сентябре.

Я подсказывать ему не форсировать этого дела. Подождать нового урожая. если урожай будет хорошим — разрешат. Если сунется сейчас…. Он согласился.

— Ну как? — спросил он меня под конец.

— Занятно.

— Да, знаешь, на земном шаре осталось только несколько таких маршрутов для настоящих бродя вроде нас, — сказал он убежденно. — Едем, не пожалеешь!

Вчера закрыли журнал «Спутник агитатора». Он ухитрился весь последний номер забить официальным материалом, уже давно опубликованным в газетах. Хозяин написал на нем: «Это сборник официальных материалов, а не журнал». Обсудили на оргбюро и закрыли.

Сегодня шел дождь. Все развезло. А снега — ужас, зима была бесконечно снегопадная. Сугробы всюду до крыш. И дождь!

21 марта.

Тихий день. Уже почти неделю отдел не получает ни строчки. Я говорю, что мы превратились в общественную организацию, типа МОПРа или «Друга детей». Все сочувствуют, но места нет. Вся газета занята Советом Министров иностранных дел, откликами на решения Пленума ЦК о сельском хозяйстве. Вчера опубликовали Указ о Героях сельского хозяйства и Указ о награждении орденами передовиков сельского хозяйства. Об орденах дали начало и, по обычаю, сегодня продолжения не дали, думали сойдет. Однако, позвонили из ЦК, сказали, что Указ имеет очень важное значение и предложили напечатать полностью. На завтра даем на 4 колонки на первой полосе.

Сегодня было заседание редколлегии. Обсуждали планы сельхозотдела, партийного и экономического в связи с решением Пленума. Утвердили.

Утвердили характеристики на номенклатурных работников для представления в ЦК на утверждение в должностях, в т. ч. и на меня. Назначили Азизяна зам. редактора пропаганды, а Креславского — зам. редактора партотдела.

На улице — дождь и снежные лужи. Тепло.

22 марта.

Сегодня утром позвонил мне домой Водопьянов.

— Поздравляю!

— С чем? — недоумевая, спросил я.

— 10 лет назад я повез тебя на полюс.

И верно. Я сразу вспомнил. Такое же хмурое, облачное утро. Оттепель. Лужи на аэродроме. Долгий спор — с 6 ч. утра до полудня — на чем вылетать: на лыжах или колесах. Улетели на колесах.

— Что ты в это время делал? — спросил Михаил.

— Блевал, — ответил я чистосердечно.

— Правильно, — подтвердил он, — сейчас 2 часа дня — в это время мы болтались в воздухе. Я хочу написать статью к 21 мая — ко дня посадки на полюс.

— Хорошо, поговорю. Я — за. Как поживает твой бильярд на даче?

— У, вспомнил! Давно продал и деньги уже проел. Вот хуже, что наша экспедиция на полюс недоступности лопнула. Надо что-то выдумывать — ты бы посоветовал.

Я решил позвонить участникам экспедиции и поздравить их. Занятно записать, что делает сейчас, спустя 10 лет каждый из них.

Позвонил Шмидту. Женский голос попросил позвонить спустя полчаса, т. к. у него сидит врач. Последние два года он был очень болен — обострения туберкулеза, врачи считали его уже приговоренным, тем более, что начался процесс в горле. Но на зло медицине он выжил. Врачи рассказывали мне, что изобретатель стрептомицина американский (он же одесский) химик Ваксман, который прошлой осенью приезжал в СССР по приглашению Академии Наук с докладами, привез О.Ю. в подарок порцию стрептомицина, и она подействовала изумительно. Тем временем Шмидт разработал математическую теорию происхождения вселенной, которая, по словам С.Вавилова, вызвала исключительный резонанс среди ученых мира и получила общее признание в Европе и Америке.

Через полчаса я позвонил, поздравил. Он был очень тронут.

— Рад слышать, что вы не забыли меня. Я сегодня уезжаю в Ялту, а то бы обязательно устроил встречу с друзьями. Своего рода маленький старт перед новыми делами.

— Надолго?

— До июня. На гнилой период. Сами видите, как все развезло. Врачи меня буквально выгоняют. А потом, когда там начнется жара, вернусь под Москву.

— Как вы себя чувствуете?

— Гораздо лучше, чем пару лет назад.

— Видимо, стрептомицин — чудодейственное средство?

— Стрептомицин — чудодейственное средство, но не в моем случае. Он мало помогает при хроническом процессе, а замечателен при начинающемся или очень остром развитии. А у меня было основным климатическое лечение, а главное — я ни за что не хотел умирать. Это чрезвычайно важно для легочных больных. Их спасение — в твердой, непреклонной воле к жизни. Даже в самые тяжелые дни я продолжал очень интенсивно свою научную работу. Результаты были отличными и для науки, и для меня. Не забывайте меня, и обязательно увидимся по приезде.