Лазарь Бронтман - Дневники 1932-1947 гг

Мы увлекались проволочной трансляцией. Она очень несовершенна, срезает и искажает высокие тона, а заменить пока нечем. Да, кроме того, сеть мала у нас радиофицировано всего лишь 2 процента колхозов. Это — капля. Вещаем на 70-ти языках народов СССР и 33 иностранных.

Много он говорил о новом способе записи: магнитофоне. Это немецкая и очень совершенная система: точнейшее звучание, дешево, быстро, можно править звук, выбрасывать, устранять кашель, заикание и т. д. Показал мне ленту: узенькая полоска, матерчатого вида, серо-коричневатая.

Рассказал о Хозяине любопытные вещи. Он очень внимательно относится к вещанию, часто слушает.

— Мы знаем совершенно точно, что он любит. Он превосходно разбирается в музыке. К примеру, как-то нам позвонили и сказали, что он просит поставить «Полонез» Шопена в исполнении оркестра п/у Голованова. Поставили. Новый звонок: тот же «Полонез» в исполнении оркестра п/у Орлова. Поставили. И начались сердитые звонки слушателей: что у вас там не смотрят, одну и ту же пластинку ставите два раза подряд!

— А какой приемник у него?

— Дома — не знаю, а в кабинете — тарелка.

— То есть?

— Обыкновенный репродуктор сети. Да-да! Иногда нам заказывают целый концерт. Как-то ночью, часиков в 11 нам позвонили и сказали, что на даче гости, и просят дать концерт. Заказывали — и мы ставили. Самое трудное было заполнить паузы. Концерт длился часа два. Потом нам позвонили от его имени и благодарили. Иногда мы посылаем запись на пленку или пластинки домой. Посылали в дорогу в Берлин. И всегда нам аккуратным образом возвращает.

— Почему вы рано кончаете передачи? — спросил я.

— Не рано, а в 2 часа. Правда, сеть кончает в час. Это тоже имеет свою историю. Раньше у нас сеть кончала в полночь. Однажды, это было, кажется, в 1941 году, позвонили от него и сказали, что он просит — нельзя ли кончать в 3. Так и сделали. Посыпались звонки и письменные проклятия от москвичей. Оказывается, многие не выключали на ночь радио, чтобы слышать воздушную тревогу или вставать на работу. А как отменить? И вот однажды в кулуарах, как раз перед выступлением Хозяина, за три-четыре минуты до начала, Пузин (председатель радиокомитета) стоял с Поскребышевым и объяснял ему это. Хозяин услышал и обернулся.

— Чем вы недовольны? — спросил он.

— Да вот, мы сейчас даем программы до 3 ч. ночи. Москвичи жалуются, что мешает спать.

— А как вы предлагаете?

— До часу, двух.

— Делайте, как знаете, — ответил он и пошел на трибуну.

Я рассказал, как Маленков интересовался баскетболом.

— У нас был подобный случай, — ответил Лапин. — Правда, до войны. Шел футбольный матч. Велась передача, как часто делается, со второго тайма. Позвонили от Хозяина и сказали, что он просит, чтобы комментатор рассказал, что было в первом тайме, и как он протекал. Созвонились с Синявским на «Динамо», и он успел перестроиться.

11 мая.

Стоят чудные дни: тепло, солнце. Сегодня я в первый раз за время с перехода на непрерывный выход — выходной. Очень много работы было с первомайскими днями, потом с выставкой по истории газеты. Открыли ее 8 мая. Вступительную речь произнес Поспелов. Потом выступал Креславский (секретарь партбюро) и огласил постановление партбюро, отмечающее активное и добросовестное выполнение этого задания группой товарищей, в т. ч. назвал и мою фамилию. Затем он огласил постановление редколлегии о премировании организаторов выставки и художников.

Вечером 8 мая состоялся торжественный вечер, посвященный 35-тилетию «Правды». Выступал Поспелов, затем был роскошный концерт. Я почти не был, т. к. писал передовую о Дне Победы. Зашел в зал, когда он уже кончался. Потом сидели с артистами за столом. Были Барсова, Михайлов, Иванов, Марецкая. Наши «башиловские» (с ул. Ст. Башиловка — С.Р.) жены стали требовать, чтобы спела Зина. Она страшно смутилась. И сколько маститые не настаивали — не стала.

Барсова в концерте разливалась ручьем и бисировала сколько угодно.

— Любопытно у вас выступать, — сказала она, когда я благодарил. Хороший народ.

Алексей Иванов приехал после «Риголетто» очень усталый, но пел и сидел долго.

— Вы — совсем правдист, — пошутил я.

— А в штат зачислите — перестану ездить, — ответил он. — Я ведь так всегда в доверие втираюсь.

20 мая.

В субботу был у нас Борис Горбатов. Он сидел весь вечер, уехал поздно ночью, сидел взволнованный и горячий, толстый, похожий на японца.

— Как работается, — спросил я его.

— Отлично. Пока к нашему союзу писателей отношение превосходное. Только пиши!

Я сказал ему, что переиздаю «Вершину мира».

— Подожди, — сказал он. — Сейчас правительственная комиссия разрабатывает новые ставки и тиражи. Через 2–3 недели будет решение. Я тоже пока не подписываю договоров.

— Когда пойдет твоя пьеса «Закон зимовки»?

— Если бы я знал. Там нашлись полярные ортодоксы, которые никогда в Арктике не бывали, и говорят, что она неверна. А много ли театру надо — уже подслушал и струсил.

— Когда будете нас, грешных, принимать в Союз?

— Скоро. Там, кроме твоего, есть еще 4 заявления. Вот разом. Тут такие новости у нас!

Он рассказал, что руководство Союза написало письмо Хозяину о своих делах — о гонораре, тиражах, жилье и проч. Неожиданно их вызвали туда: Фадеева (генсека), Симонова (зам) и Горбатова (зам и секр. партгруппы правления).

Дело было в понедельник, 12 мая. Борис страшно волновался, чтобы не опоздать, и чтобы не было какого-нибудь недоразумения. Назначено было на 6 ч. вечера. Он приехал в бюро пропусков к 5 ч. Там выписали пропуск. Дали провожатого. Пришел он к Александру Николаевичу. Извинился, что рано. Тот засмеялся:

— Вы можете подождать вот в той комнате.

Большая комната, мягкая мебель. Стол, заваленный новейшими иностранными журналами, в том числе и «Лайфом» и газетами. Без 15 минут шесть приехал Фадеев. Время подходит, а Симонова нет. Они страшно нервничали. Без 10, без 5… Он появился без 2-х минут шесть. А в 5 минут седьмого А.Н.Поскребышев вышел и сказал: «Вас ждут.»

Они построились по старшинству — Фадеев, Грбатов, Симонов и вошли. За столом сидели Сталин, Молотов и Жданов. Сталин встал навстречу, с трубкой в руке, поздоровался с каждым и жестом пригласил садиться. Поздоровались и остальные. Молотов сразу сказал:

— Мы получили ваше письмо. Прочли. Ваши предложения правильны. Надо будет составить комиссию для выработки практических мер и утвердить их. Вот вы и будете нашей комиссией.

Это посетителей сразу ошарашило. Уж очень все неожиданно. Первым опомнился Фадеев.

— Мы думали — будет комиссия ЦК.

Сталин улыбнулся и ответил:

— Вот вы и будете комиссией ЦК, нашей комиссией.

— Мы бы хотели, — сказал Фадеев, — чтобы туда вошли государственные деятели, — и посмотрел на Жданова.