Лазарь Бронтман - Дневники 1932-1947 гг

Жданов сказал:

— Я согласен им помочь и могу войти в комиссию.

— Хорошо, — сказал Сталин.

— Мы бы просили ввести и т. Мехлиса, — сказал Фадеев.

— Мехлиса? — засмеялся Сталин. — Да он вас зарежет. Непременно зарежет, — повторил он, смеясь.

Фадеев объяснил, что они считают Мехлиса большим другом писателей, что он хорошо знает дела и нужды писателей.

Сталин согласился.

— Ну, раз просите, у нас возражений нет.

Разговор зашел об отдельных предложениях писателей, изложенных в письме.

— Вот, вы просите пересмотреть положение о тиражах, — сказал Сталин. Мы ввели тогда этот закон потому, что некоторые писатели предпочитают жить на переизданиях, а ничего нового не пишут. А нам надо, чтобы писатели творили новые веди.

Фадеев стал говорить, что они пишут, а положения о тиражах очень задевает материальные интересы писателей.

— Ну, что же, — сказал Сталин. — Мы не возражаем. Нам для писателей денег не жалко. Только учтите эти соображения.

В письме писатели жаловались на налоги — их берут не как с рабочих и служащих.

— Это надо пересмотреть, — сказал Сталин. — Это ведь писатели, они не мыло варят, а искусство делают.

Зашла речь о жилье. Тогда решили ввести в комиссию т. Попова, чтобы он им практически помог.

Фадеев сказал, что они сейчас расширяют работу и поэтому просят расширить штат союза до 70 человек. Говорят, что это нельзя, сейчас везде штаты сокращают.

— Мы сокращаем штат там, где он разбух, — сказал Сталин. — А это организация молодая, растущая. Можно дать. Ну, какие еще вопросы? Нет?

Хотя беседа шла очень непринужденно, но писатели решили, что уже всё, и пора уходить.

— Тогда у меня к вам есть вопрос, — сказал Сталин. — Над чем сейчас работают писатели?

Фадеев начал рассказывать. Сказал о том, что во время войны накопили много материала, много мыслей, кое-что уже появилось, еще больше будет многие работают над военными темами. Вот хуже — с показом труда, людей, современных тем будней. Да и меньше знают это писатели. Надо, чтобы они больше ездили по стране, наблюдали, жизнь изучали.

— Это правильно, — сказал Сталин. — Но не только в поездках и командировках дело. Вот Лев Толстой никуда не ездил, а писал.

Фадеев рассказал о других основных темах, над которыми трудятся писатели. Сталин внимательно слушал, потом сказал:

— Все это хорошо. И, все же, нет главного. А главная задача писателей, генеральная задача — это борьба с низкопоклонством перед заграницей.

И в течение получаса т. Сталин развивал эту мысль (между прочим, впервые он ее высказал на приеме папанинцев в 1838 г). Он обрисовал исторические корни. Петр I, несмотря на то, что выл выдающимся деятелем, и многое сделал для России, но не доверял способностям русских. Он наводнил Россию немцами, отсюда пошло низкопоклонство перед немцами. Следующая волна — это начало 19 века. Русские разбили наголову Наполеона, который считался непобедимым, завоевал всю Европу, завоевать хотел весь мир. А, все-таки, пошло низкопоклонство перед французами.

Сейчас мы разбили немцев, спасли всю цивилизацию Европы, справились с противником, перед которым трепетал весь мир. В этой войне советский человек показал, что он на три головы выше других. А, между тем, наблюдается низкопоклонство перед англосаксами. У военных этого уже нет, а среди интеллигенции — сильно развито это чувство. Вот Клюева. Сделала великое изобретение. А из-за низкопоклонства сама отдала в руки американцев, и они его присвоили. Вот вам и тема для литературы, острая, очень нужная.

— Какая тема для пьесы! — воскликнул Симонов. (Борис говорит, что он и подумать не успел, как Симонов поставил заявочный столб)

— Сколько тут драматических моментов, — подхватил Шолохов.

Беседа продолжалась в очень дружелюбном духе, очень непринужденно и просто.

Сталин спросил: «А что делает Тихонов?» Фадеев ответил, что пишет, переводит. Сталин сказал, что это очень хорошо: сильному человеку встряска полезна и он начинает лучше работать. Затем он спросил, над чем работает Ванда Василевская? Фадеев ответил.

— А вам нравятся ее последние вещи? — поинтересовался Сталин.

Фадеев ответил, что не очень.

— А мне нравятся, — сказал Сталин, но таким тоном, что они почувствовали, что он просто высказывает свое личное мнение.

— Ну, какие еще вопросы? — опять спросил Сталин.

Симонов попросил увеличить объем «Нового Мира». Сталин сказал, что бумаги не жалко, но есть ли в журнале хорошие вещи. Вообще, журналы за последнее время стали лучше. Симонов заявил, что есть и он, как редактор, обещает улучшить журнал. Сталин согласился увеличить объем.

Фадеев сказал, что в Союзе есть еврейская секция. Есть отделения в Киеве, Минске. А журнала нет, был до войны, а сейчас нет. И сейчас еврейским писателям негде печататься.

— А почему не пишут на русском языке? — задал вопрос Сталин.

Фадеев ответил, что большинство еврейских писателей пишут на русском. Но есть старики писатели — Перец Маркиш, Фефер — которые пишут на еврейском.

— Это правильно, — сказал Сталин. — Им надо печататься. Но для журнала не хватит вещей. А надо выпускать альманах — пусть там печатают свои произведения. (Борис говорит, что еврейские писатели после этого известия прямо ликуют).

На этом беседа закончилась. Продолжалась она 1 час 10 минут.

27 мая.

Встретил в Кремлевке Б.И. Россинского.

— Ты зачем сюда? Больше дела — и врачи не нужны. Я всем интересуюсь, даже астрономией и медициной. Поэтому — и к врачам не обращался. И ты не ходи.

Вышел из поликлиники и на стоянке столкнулся с Кокки, Ильюшиным, и бывшими с ними Максимом Максимовичем Литвиновым и Яковом Захаровичем Сурицем (наш полпред в Бразилии). Все в штатском. Ильюшин, кажется, еще ниже, чем обычно, дипломаты — седые, пожалуй, даже важные. Поздоровались.

— Ты что нас забыл совсем, — попенял Ильюшин.

— Да вот все хочу посмотреть твою новую машину.

— Едем сейчас, — предложил он. — Немедля. Садись с Володей.

Поехали. Володя за рулем своего «Бьюика», Ильюшин ведет свою машину, с ним же дипломаты. Володя гонит — «надо чехлы снять с кресел, пока старики тянутся». От Кремлевки до аэродрома — за 5 минут! Шофер он чудесный, расчет точнейший, реакция мгновенная. На спидометре — 80-100. Обгоняет впритык. На баранке — одна рука. У переезда к ул. Расковой внезапно выскочил и завернул грузовик. Я думал — в машину. Володя так спокойно про себя говорит: «Ну, и куда? Сюда что ли?» — и на всем скаку свернул вправо по бровке тротуара.

— Да, знаешь, — сказал он между прочим, — Я позавчера горел на этом хреновом «Забеле». Летим, вдруг Павел (брат) говорит: «Горим!» «Где?» (Он рассказывает так, как будто в полет просто из любопытства поинтересовался где горит. Впрочем, он настолько спокоен и привычен в воздухе, что психологически, видимо, так и было). Смотрю — из правого мотора так и хлещет пламя. Ну, начали тушить пожар — раз горит, надо потушить. Погасили в воздухе, а мотор-то не хочет работать. И так его, и сяк — нет. Плюхнулись в Саранске.