Ричард Колье - Дуче! Взлет и падение Бенито Муссолини

— Комната приготовлена. Может быть, поднимемся? Муссолини, не отвечая, продолжал смотреть на огонь.

Беллини подумал: «Как же поведут себя эти двое?» Он и не знал, что это будет вообще первая ночь, проведенная ими вместе.

Радист Джузеппе Кирилло передал необычную шифрограмму. За прошедшие шесть месяцев ему пришлось отправить из штаба партизан корреспондентам американского Управления стратегических служб во Флоренции и Сиене не менее семисот радиограмм, но эту он запомнил.

Когда курьер принес ему на третий этаж дома номер 27 по улице Виа Москова текст для передачи, первой же его реакцией был звонок в штаб-квартиру партизан. К телефону подошел, как он вспоминал позднее, социалист Джиан-Батиста Стуччи, развеявший его сомнения. Текст, лежавший перед ним, как обычно отпечатанный на пишущей машинке, подлежал шифровке и передаче.

Прошлым вечером Кирилло получил сразу две радиограммы от майора Макса Корво. Посчитав первую же очень важной, он побежал во дворец Кузани, находившийся за четыре квартала, чтобы вручить ее лично секретарю командующего Альберто Козаттини.

Расшифрованный текст второй радиограммы гласил: «Самолет, который должен забрать Муссолини, приземлится завтра вечером в 6 часов на аэродроме Брессо. Точка. Подготовьте сигнальные огни».

И опять Кирилло вручил шифрограмму, на этот раз представителю партии действия Фермо Соляри. Однако, хотя часы и шли, ответных текстов для передачи он не получил. Видимо, партизанское командование посчитало целесообразным не отвечать, чтобы сбить американцев с толку.

Но вот к нему поступил текст. Кто его составил, он не знал. В нем говорилось: «Сожалеем, но доставить Муссолини не может. Он осужден народным трибуналом и казнен на Том же месте, где нацистами были расстреляны пятнадцать патриотов»..

Было 3 часа утра 28 апреля. На самом деле Вальтер Аудизио с сопровождавшими его лицами отправился в Донго лишь через четыре часа и десять минут.

Капитан Эмилио Даддарио проснулся в 4 часа утра 28 апреля недовольным и сконфуженным. За истекшие двенадцать часов произошло столь много различных событий, что он потерял Муссолини из виду. И он попытался встретиться с генералом Кадорной.

Еще в 8 часов вечера 25 апреля, когда Муссолини покинул миланскую префектуру, Даддарио получил четкие указания от Аллена Даллеса. Шеф американской миссии Управления стратегических служб прекрасно понимал, что Даддарио с двенадцатью итальянскими агентами имел больший шанс найти и изолировать дуче, чем вся американская армия. И особенно подчеркнул необходимость избежать стычки между американскими солдатами и партизанами из-за Муссолини. После подробного инструктажа в Лугано Даддарио — черноволосый, неразговорчивый, получивший юридическое образование человек — пересек итальянскую границу в районе Понте-Чиассо, понимая, что его задача была не только деликатной, но и опасной — как ходьба по минному полю.

Он был встречен своей группой из двенадцати человек, выдававших себя за участников движения Сопротивления, и они на пяти автомашинах направились в Черноббио, в шести километрах от Комо. Там его ожидал неприятный сюрприз. В бывшей штаб-квартире генерала Вольфа остававшиеся там немцы и лейтенант Витторио Бонетти, тоже американский сотрудник, были окружены местными партизанами. Когда «альфа-ромео» Даддарио с американским флагом показалась там, Бонетти бросился ему навстречу. Приветствовав, он рассказал, что только что принял капитуляцию ночного гостя Вольфа — маршала Родольфо Грациани.

Чтобы успокоить немцев и партизан, пришлось потратить довольно много времени. В Комо Даддарио ожидала подобная же ситуация. Ему пришлось провести переговоры с немцами, принять капитуляцию и организовать их охрану и защиту до подхода частей 1-й американской бронетанковой дивизии. Только в полночь колонна его машин достигла Милана, продвигаясь со скоростью сорок километров в час под проливным дождем.

В два часа ночи в затемненном центре города, неподалеку от собора, по ним был открыт перекрестный огонь трех пулеметов. Смертельный свинцовый ливень сорвал как американский, так и итальянский флаги. В головной машине — «альфо-ромео» Грациани-Даддарио — маршал и его водитель бросились на пол, тогда как Бонетти, сидевший за рулем, дал газ, и машина рванула на площадь Кордузио. И вновь они попали под огонь. Тогда Бонетти выключил фары. Оглядевшись в темноте, они заметили, что находятся около «Ла Скалы» и гостиницы «Регина».

Агенты попрыгали из всех пяти автомашин и бросились к зданию гостиницы, в которой находилась штаб-квартира миланского управления СС. Послышались гортанные голоса. Бонетти крикнул:

— Осторожно, внимание! Мы американцы. Выскочившие из забаррикадированных колючей проволокой дверей немецкие солдаты пропустили их внутрь.

В холле царила настоящая вакханалия. Пьяные немцы, горланя песни, с трудом перешагивали через разбросанные повсюду бутылки от шампанского. На небольшом диване лежали полуголые мужчина и женщина. Даддарио, будто бы он был самим Эйзенхауэром, распорядился:

— Проведите меня к полковнику Рауфу. Поднимаясь по лестнице в кабинет представителя

Вольфа, Даддарио размышлял. Двадцатишестилетний офицер, ставший первым американцем, появившимся в Милане, понимал всю ответственность, которую брал на себя. В городе было много немецких опорных пунктов, созданных Рауфом, который уже несколько дней ничего не слышал о генерале Вольфе. Чтобы избежать побоища в городе, ему надо было попытаться убедить немцев ничего не предпринимать до подхода частей IV корпуса генерала Уиллиса Криттенбергера, которому они должны затем сдаться. Кроме того, он должен был связаться с генералом Кадорной и уговорить того, чтобы и партизаны вели себя спокойно, а также решить вопрос с Грациани. Только потом можно будет перейти к выполнению своего основного задания — выяснить местонахождение Бенито Муссолини.

Выслушав его, Рауф отдал распоряжение, и один из эсэсовских офицеров помог Бонетти связаться со штаб-квартирой Кадорны.

— Говорит лейтенант Бонетти, представитель миссии Соединенных Штатов, — сказал тот в телефонную трубку. — Я нахожусь в гостинице «Регина».

Однако упоминание пресловутого опорного пункта эсэсовцев вызвало ярость у офицера штаба генерала Кадорны, бросившего трубку, воскликнув:

— Ну, ты там, дурацкая башка. Сейчас не до шуток. Даддарио аж вскипел от злости. Было уже 4 часа

утра, время летело очень быстро, а ему обязательно надо срочно связаться с партизанами.

— Звони еще раз, — приказал он. — Я сам переговорю с Кадорной.

В небольшой комнатке, обшитой панелями и примыкавшей к кабинету генерала Кадорны, полковник Витторио Паломбо, начальник партизанского штаба, вслушивался в происходившее рядом. Сквозь стеклянную дверь он видел расплывчатые фигуры Кадорны и капитана Даддарио, двигавшиеся словно в воде. Более отчетливо он слышал голос Даддарио, говорившего прекрасно по-итальянски.