Ричард Колье - Дуче! Взлет и падение Бенито Муссолини

«И голос, — подумал Беллини, — напоминает грубую манеру разговора фашистов. Но наедине я с ним поговорю как надо».

Когда солдаты последовали вслед за ними к зданию, у Беллини мелькнула отличная мысль.

— Может быть, парни желают перекусить? — спросил он их.

Подобно мальчишкам, отпущенным с уроков в школе, солдаты потопали к надворной кухне.

«Шансы пока уравнялись», — сказал себе Беллини. Жестом он попросил полковника подняться наверх по лестнице. «Если придется раскрыть карты, то я все же смогу задержать заносчивого фашиста, пока не подоспеет Билл со своими ребятами».

Поднимаясь по лестнице, Вальтер Аудизио еще не остыл от пережитого. Хотя он и пытался возложить выполнение неприятной миссии на полковника Малгери, Луиджи Лонго остановил свой выбор на нем. Но с момента его выезда из Милана вместе с Альдо Лампреди в 7.10 утра все пошло кувырком. Во-первых, экзекуционный взвод опоздал, а во-вторых, выделенная им грузовая автомашина оказалась очень маленькой для всего отряда, так что ему пришлось реквизировать другую в Комо. К тому же тамошний руководитель повстанцев Оскар Сфорни, приняв их за фашистов, отказался оказать ему помощь.

Разозленный Аудизио, выгнав Сфорни из кабинета, позвонил в Милан Лонго.

— Они все против меня. Думаю, что эти болваны настроены на кооперацию с американцами.

Лонго сухо и неумолимо ответил:

— Либо вы расстреляете Муссолини, либо мы расстреляем вас.

К своему удивлению Аудизио увидел, что, пока он звонил в Милан, Лампреди поспешил в Донго, будто бы его присутствие ничего не значило. Тогда он настоял, чтобы Сфорни со своим помощником поехали вместе с ним.

Тут же к ним присоединился морской офицер, посланный римским правительством для ведения переговоров о сдаче Муссолини. На первой же заправочной станции, сунув в бок этого офицера пистолет, Аудизио сказал:

— Вы не имеете к нашему делу никакого отношения, уматывайте!

На всем пути до Донго он постоянно нажимал на сигнальный гудок, проскакивая блокпосты, чтобы только не терять время на бесполезные разговоры с местными партизанскими командирами.

Войдя в кабинет Беллини, Аудизио предъявил ему свой мандат. Но именно он вызвал у Беллини сомнение. Увидев подпись Даддарио, граф предположил худшее. Заметив же вошедшего Альдо Лампреди в белом дождевике, вслед за которым появился Мишель Морет-ти, заместитель комиссара гарибальдийской бригады, один из самых известных после Лонго коммунистов, Беллини успокоился.

Что же касается Сфорни и его помощника, то Аудизио, обозвав их фашистами, распорядился поместить в камеру, в которой до этого находилась Кларетта Петаччи.

— Мы намерены перестрелять всех важных фашистских бонз, — сообщил графу Аудизио. — Таков приказ, полученный мною.

Беллини был ошеломлен. На минуту слова застряли в его горле, затем он запротестовал. Расстрелять людей без суда — столь же плохо, как и то, что вытворяли фашисты. Аудизио распорядился дать ему список заключенных и, несмотря на протест Беллини, стал делать на нем отметки, ставя черные кресты. Бенито Муссолини — смерть. Кларетта Петаччи — смерть.

— Вы расстреляете женщину? — вспылил Беллини.

— Она поддерживала его политику все эти годы, — ответил Аудизио ровным голосом.

— Да она была всего-навсего его любовницей, — огрызнулся граф. — Казнить ее за это…

— Я не выношу никакого приговора, — поправил его Аудизио. — Приговор вынесен в приказе…

Графу ничего не было известно о статье 29 «долгосрочного перемирия». Не знал он и того, что ни повстанческий комитет, ни Луиджи Лонго не ведали, что Кларетта содержалась вместе с Муссолини. И все же он попытался найти компромиссное решение, предложив передать Муссолини и Кларетту Моретти, а остальных пленных доставить в Донго — в распоряжение Аудизио. Тогда Беллини и его люди снимут с себя всю ответственность за дальнейшее.

Инстинктивно Беллини понимал, что надо выиграть время, хотя ему было неизвестно о шифрограмме, переданной в 3.59 пополудни из Комо передовыми частями 1-й американской бронетанковой дивизии в штаб IV корпуса: «Большой стрелок» должен быть передан нам сегодня к вечеру».

«Во всяком случае, — подумал Беллини, — Аудизио не знает, где содержится Муссолини, и об этом ему сказано не будет».

Отправившись в Гермазино, граф не учел того обстоятельства, что Моретти, заместитель комиссара бригады и его товарищ по оружию, был фанатичным коммунистом, а самое главное — находился в составе группы, препроводившей прошлой ночью Муссолини и Кларетту в крестьянский дом.

Не успел Беллини уехать, как Моретти сел в «Фиат 1100», водителем которого был бывший шофер местного ювелира — Джиован Батиста Дженинацца, и отправился за Муссолини и Клареттой.

Рядом с ним сидел Альдо Лампреди, а на переднем сиденье, около водителя, — Вальтер Аудизио, ворчавший на каждом повороте:

— Да осторожней ты!

«Фиат» выехал на мощенную булыжником площадку у ручья, в котором три пожилые женщины полоскали белье. Когда все четверо вышли из машины, хлопнув дверками, было 3.50 пополудни.

Моретти и Лампреди, войдя в боковую улочку, оставили на какой-то момент Дженинаццу с Аудизио, беспрерывно курившим свои крепкие сигареты. Вдруг водитель, просто рефлекторно, сделал одиночный выстрел из автомата, звук которого отозвался эхом от гор и каменных построек. Затем быстрым шагом пошел вслед за остальными.

В это время Роза Барбанти, беженка из разбомбленного Турина, прогуливалась с собакой. Подойдя к Дженинацце, она спросила:

— Что здесь происходит?

— Не знаю, — ответил водитель.

Он и на самом деле ничего не знал, да и не хотел об этом вести разговор. Перед тем как выехать из Донго, ему было сказано:

— Учти, что скоро увидишь очень важных людей. Постарайся их сразу же забыть, если тебе дорога твоя голова.

Барбанти заинтригованно продолжала прислушиваться. Около 4 часов пополудни она увидела пятерых людей, направлявшихся к дороге. Первым шел мужчина в коричневом кожаном пальто, который крикнул ей:

— Уходи отсюда.

Поспешив скрыться, она тем не менее уголком глаза заметила, что в подходившей группе людей были «какой-то старичок и женщина…».

Войдя в спальню, как рассказывал Аудизио, он поприветствовал Муссолини и сказал ему:

— Я пришел, чтобы освободить вас.

Тем самым он хотел усыпить подозрение дуче. Муссолини же, тронутый его словами, ответил:

— Я отдам вам всю империю.

Альдо Лампреди, бывший вместе с ним в доме, однако, потом сказал, что такого театрального диалога не слышал. Он считал: Муссолини отлично понимал, что пробил его час.

Будучи членом правления партии, он прибыл в Дон-го вместе с отрядом, чтобы проследить за тем, как будет исполняться приказ Луиджи Лонго: «Никаких эффектных сцен, никаких исторических речей, только экзекуция».